Цена доверия. Кн.2. Протянутая ладонь (СИ)

— Ох, девочка. В жизни все непросто, совсем непросто. Вот я воевал с тижийцами. И с гиленцами. Герой? Герой, а как же! — мужчина скривился. — А еще я вешал на деревьях серземельцев. Много вешал. Дезертиров, предателей, воров. А знаешь, ведь я не могу тебе сказать, что я абсолютно уверен, что каждый, кого вздернули по моему приказу, был этого достоин. Кто-то испугался, встретившись с диким противником в первый раз, и быть может, оставь я его в живых, он стал бы впоследствии прославленным солдатом. А всякий ли оговоренный за мародерство, им был? Может, он у товарища эти предметы купил — сувенир домой привезти хотел, а отнюдь не обобрал кого-то. Одного повесишь насильника — за то, что девчонка после его зверств в речке утопилась, а второго вздернешь — а "жертва" на следующий день на сеновале милуется с двумя сразу из соседней бригады. А война промедления не любит. А господарь, канцлер и главнокомандующий не любят, когда их приказы обсуждают. Так не любят, что на том дереве сам можешь оказаться. И ведь оно справедливо — как вести войну, если все думать захотят? Думает штаб, остальные — выполняют. Хотя, конечно, понемногу думать везде приходится. Все в жизни спорно, девочка. И непонятно, кто на самом деле зверь. Я бы, например, здесь не сидел, если бы мне однажды не помог тижиец. Нравы у них, конечно, дикие, вера их и того хуже, но суть всегда кроется в сердце человеческом. А сердце у каждого свое. И у него нет национальности.

— Хватит! — Выкрикнула Азарина, едва молодой мужчина, сопровождающий генерала, весьма утомленный рассуждениями сида Гарне, наконец вышел на улицу.

— Помолчите! В вашем состоянии столько говорить вредно. Давайте, доктора вызовем? Я придумаю, что сказать этому хлыщу.

Генерал отрицательно покачал головой.

— Спасибо, дона Брит, за заботу. Этот хлыщ — осведомитель самого канцлера. Не советую с ним ссориться. А я доеду, тут немного осталось. — Мужчина прикрыл глаза, протянул задумчиво: — Меня ждут… может быть…

Он посидел немного в тишине, которую ни Рина, ни Дея не посмели нарушить. Потом сцепил зубы, встал, держась за столешницу.

— Пора.

Деяна, помня о больной спине хозяйки, подскочила к мужчине, предлагая свою помощь. Тот опять оперся на ее плечо.

— Спасибо.

Скрипнула дверь, на пороге дома возник сопровождающий.

— Сколько можно? Опоздаем! Приказ! Демоновы женщины знают, что бывает с теми, кто не исполнил приказ господаря?

Азарина громко выругалась. Невзор хрипло сказал:

— Мы уже идем.

И шагнул на улицу вместе с Деей.

Когда экипаж отъехал, Деяна вернулась в дом. Дона Брит сидела все на том же месте, сжимая в руках окровавленную рубашку генерала, которую забирать тот не стал. На столе валялись монеты — плата за еду.

— Вы его знаете?

Хозяйка кивнула.

— Останавливался один раз здесь с другом.

— Он кажется хорошим человеком.

— Да, мне тоже. Но ключевое здесь: кажется. В чужую душу не заглянешь.

Деяну переступила с ноги на ногу.

— Зачем его мучают?

Азарина попыталась пожать плечами, ойкнула от боли, выругалась.

— Не угодил канцлеру, видимо. Либо хотят его довести до состояния, когда он еще долго никуда влезать не сможет, либо вообще так изощренно пытаются убить. Но вероятнее первое.

Дею ответ хозяйки постоялого двора удивил.

— Это жестоко! — воскликнула она.

Дона Брит задумчиво рассматривала кровавое пятно на кристально белой рубашке.

— Люди вообще довольно жестокие твари. Тебе ли не знать.

Деяна задумалась.

— Да, но он же целый генерал!

— В природе на каждого хищника найдется хищник покрупнее.

— Вы говорите страшные вещи.

Азарина была с этим утверждением согласна. Но такова реальность, и с этим ничего не поделать. Вот она, например, в юности считала Даниску подругой. Не самой близкой, но… А оказывается, слух про ее "падение" Даниса и пустила. Семью их знали, многие, конечно, не поверили, но ведь всегда найдутся те, кому в радость о чужих грехах трепаться, пусть даже надуманных.

А ведь грех, хоть и не тот, был.

Рина оценивающе посмотрела на хмурую девушку.

— Дея, у тебя жених есть?

Деяна тут же вспыхнула.

— Нет! Отец хотел за соседа-вдовца отдать, но, слава Отцу, мы вовремя уехали!

— Не люб был?

— Да за что его любить? — удивилась помощница. — Пузо — во, борода длинная, колется, наверно! Как наедине оставит нас отец, якобы по делу выйдя, он все гадости разные говорил, а два раза даже ущипнул! А самое главное, шепчет: "Кому ты нужна, серенькая такая, а я приголублю — ноги не сойдутся!" — Дея резко замолчала, поняв, что сказала лишнего. Покраснела вся, топнула недовольно, проговорила: — Похабник он! Нехороший человек! Я за такого никогда не пошла бы!

Азарина усмехнулась. Стал бы ее кто спрашивать! Не заболел бы отец, выдал бы дочь небось за того, кого посчитал нужным.

— Сосед богат, наверно?

— Да. У него хозяйство большое. Отец думал, я там в роскоши жить буду. А дочка соседова, Гара, сказала, он меня вместо работницы взять хочет. Так что богатство — оно не главное в человеке!

Рина улыбнулась в ответ на эту незатейливую истину.

— А что главное?