Кузнец ничего не сказал, смотрел на нее потухшим взглядом. Только когда Азарина подошла к столу, он напрягся, привстал, но женщина не заметила этого. Переложила с угла столешницы аккуратно сложенный передник на стул, взяла тряпку, чашку, и стала сметать в нее крошки. Яромир расслабился. Затуманенный взгляд его неотрывно следил за порхающими белыми руками: Рина закатала рукава выше локтя, так что стали видны два темных пятна. Откуда? Явно не родимые. Яр таких не помнил. Неужто обидел кто? Или поранилась? И движения у женщины резкие, словно через силу, а все скребет и скребет столешницу.
— Зачем? — спросил кузнец мрачно, когда его руки аккуратно убрали со стола, дабы протереть и под ними.
Азарина выпрямилась.
— Значит так. Ты сейчас спать ложись, от тебя толку никакого. А с утра вымоешься и пойдешь за дочкой. Ты — отец Любе, ближе тебя никого у нее нет. Грех своего ребенка в чужие руки отдавать. Я дом вычищу, приберу тут, теща соринки не найдет. Придраться будет не к чему. Но завтра ты идёшь за дочерью, понятно? А там смотри, наймешь кого приходящего, Мирославова жена поможет или сам быт приучишься вести — думай. Но тебе, Яр, и отец, был бы жив, сказал бы: дитё оставлять на чужих, пусть даже на бабушку с дедушкой — недоброе дело.
Яромир встал, покачиваясь, пошел к лавке. Хотел сказать: не трогай Данисины вещи, но не стал. Только лег лицом к центру комнаты, чтобы видеть все происходящее. Азарина взяла покрывало, подошла, накинула на мужчину цветную ткань. Шагнула было прочь — но кузнец поймал ее руку.
— Сядь рядом. Хоть на минуту.
И Рина не смогла отказать. Опустилась на пол, но о лавку облокачиваться не стала. Спина и так болела.
И не только спина.
— Зачем пришла, Аза?
— Не знаю. Ноги сами принесли.
Она ответила ему честно. Ругала ведь себя, пока шла сюда. Но шла.
— Ты мне снилась.
Пьяный бред — он как раскалённый нож. И обжечься можно, и прорезаться.
— Ты мне тоже.
Мужские пальцы до боли вцепились в ее запястье.
— Врешь!
Она промолчала. Яр всегда верил только себе. Ничего не поменялось за эти годы.
— Ты же ведь спала со столичным.
Рина кивнула.
— Спала.
— С кем ещё?
— С тобой.
Яромир тяжело вздохнул.
— А я ведь на тебе жениться когда-то хотел…
В голосе его слышалось и разочарование, и горечь.
— Но сватов так и не прислал, — заметила женщина.
— Зачем, зачем, Аза, ты ходила к дону Низ?
— Дурак ты, Яр.
Он засопел, словно обиженный ребенок.
— Скажи… Я все равно забуду, когда напиваюсь, всегда забываю потом все, но сейчас хочу знать: кто был твоим первым мужчиной, Аза?
Рина посмотрела на него недоверчиво.
— Ты серьезно?
Кузнец нахмурился.
— Да… Скажи!
Азарина рассмеялась. Громко. И в смехе том звучали слезы.
— Ты. Ты, Яр. Неужто ты и не заметил, что сделал? Мне казалось, мужчина и спьяну отличит девушку от женщины.
— Спьяну… — протянул озадаченно Яромир… — Так… В кузне была ты?
Рина отвернулась.
— Ты даже не запомнил?
А ведь он исступлено шептал ее имя. Ее! Она думала — особенная, раз так сильно ему нужна, что стерпеть не мог. Что не случайно в ее руки он вцепился, когда было ему плохо, ее губы целовал, пытаясь согреться, забыться.
— Я… тебя звал, да. А что было… Потом на коленях перед Данисой стоял, прося забыть…
Рина фыркнула.
— Вряд ли она рассчитывала, что ты на ней женишься девственником. Тем более она видела, как я от тебя утром уходила. И пятно красное тоже видела.
— Даниса?
Яр замолчал, что-то обдумывая.
— Но… Ведь она мне сказала, что это она была тогда со мной… А я решил, что лицо твое мне примерещилось… Все как в тумане было. Как в сказке. Мечтал тебя обнять, мечтал, а ты же такая… наивная ещё, чистая… Я замуж звать хотел… А потом Дана сказала, ты к дону Низ ходишь… Я так злился… То хотел бросить все и уехать к брату в столицу, то порывался тебя схватить и увезти на какой-нибудь дальний хутор, чтоб никого там не было, кроме нас. То не верил. Испугал Данку один раз, чуть не ударил за слова ее злые. А когда позвал тебя на праздник… Ты же ласковая такая была, и явно не девочка… Я подумал…
Рина вырвала из его пальцев свою руку, резко встала. Спина отозвалась болью.
— А Даниса, значит, была "девочкой"?
— Нет… Так я думал, это я ее… Это что же…
— Она любила тебя. Любила до безумия. Это единственная истина. А что она ради любви той сумасшедшей делала — другая история. Спи. Сам говоришь, ничего помнить не будешь. И хорошо. Ни к чему оно тебе. Спи.
— Рина, я тебя…
— Так любил, что посчитал шлюхой? Спасибо. Мне стало гораздо легче.
Азарина отошла к столу, зажгла смоляную лампу, загремела посудой. Яромир долго смотрел, как женщина убирается в доме. Под тихие шорохи, наводимые странной гостьей, он и заснул.
Рина вымыла посуду, постирала вещи, разобрала игрушки. Выскоблила все поверхности,
По спине тек пот. Кажется, мешаясь с кровью.
Женщина присела на стул. Положила голову на руки, посмотрела на Яра. Все такой же. Возмужал, конечно, раздался в плечах, уже не юноша, мужчина. Сколько лет-то прошло. Усы черные густые отрастил, волосы стричь стал реже. А как был дураком доверчивым, так и остался. И в гриве черной седина уже видна…