Цена доверия. Кн.2. Протянутая ладонь (СИ)

Деяна знала, что тижийцы любят запахи. Они курят траву — обычную и особенную, от которой мутится сознание и на основе которой серземельские доктора сделали препарат, помогающий тем, кому очень-очень больно. На ночь обязательно жгут пахучие цветы или особую, илуйскую жидкость, которой умеют придавать запах разных цветов. Окуривают одежду и ткани, правда духами у них пользуются только женщины — настоящий мужчина должен пахнуть потом и кровью! Так что Деяна приблизительно понимала, что надо делать: найти душистые сушеные травы, навести пахучий чай и, разведя огонь в специальной железной миске, сверху поставить напиток — чтобы он испарялся, насыщая воздух ароматом. А когда придет Барот… Скрипнула дверь, тижиец, словно демон, ответивший на призыв, появился на пороге.

— Надо бадью отнести наверх! — торопливо подсказала Деяна, шинкуя сушеные стебельки. — И теплую воду.

Мужчина молча кивнул.

— Как конь?

— Останэтса здес, навэрно. Если выкупым. Всо в порадкэ.

— Хорошо.

Девушка бросила в большую посудину травы, залила их кипятком. Барот подхватил деревянную бадью, еле пролезающую в дверь, поволок к обеденной. Деяна придержала тяжелую створку, пропуская мужчину вперед, но в обеденной его обогнала и поднялась на спальный этаж первой. Ей еще две комнаты ароматами "насыщать", а время стремится к полуночи.

Гарун лежал на кровати прямо в обуви. Едва он увидел служанку, окинул ее придирчивым взглядом и показал на свои ноги.

— Снымы.

Дея поставила посудину на стол.

— Позвать вашего слугу?

Изумление, отразившееся на лице Кариба, подсказало, что она сделала что-то не так. Что?

— Дура рабына! Сымай обув! Живэй, высэку!

Дею реакция вельможи обидела, но, вспомнив, что перед ней гость Господаря, девушка тактично пояснила:

— Я не рабыня. У нас нет рабынь. И раздевать вас не входит в мои обязанности.

— Ты служишь чужой дом. Это — рабына. Жена и сэстра служат свой дом. Гдар, высэк!

Охранник, до того стоявший у двери молчаливым истуканом, потянулся к висевшей на поясе плети. Дея попятилась. Зря! Зря она поверила, что тижийцы тоже люди!

— Убэры!

Барот схватил ее за руку, затаскивая себе за спину.

— Убэры, Гдар! Кариб, прикажи!

Гость махнул рукой, останавливая охранника. И улыбнулся. С чувством собственной значимости. Посматривая на Барота с великодушной снисходительностью. Деяне прямо ударить захотелось его по самодовольному лоснящемуся от пота лицу! Ишь, важный какой! Все равно сволочь! Барот его в сто раз лучше, а этот развалился, словно сам Господарь, и посматривает на всех сверху вниз!

Гость заговорил на тижийском. Дея понимала только отдельные слова, но и то изредка.

*

— Так я не ошибся? Ты и есть Барот Кагыр? Удача Таджа таджей?

— Не ошибся.

Барот не обратил на позу соплеменника никакого внимания.

— Ты изменился с нашей последней встречи!

— Ты тоже. Раньше твои рубахи были уже и не блестели, как наряд невесты Таджа.

Гарун погрозил собеседнику пальцем.

— Дерзишь!

— Кариб, здесь не степь! Здесь нельзя говорить плетью, а к служанкам относится как к вещи! Если, конечно, ты не собираешься развязать новую войну.

Гость нахмурился.

— Ты всегда был злым мальчишкой. Никогда не понимал, за что тебе благоволит Величайший Тадж.

— Вряд ли мы можем постичь великие замыслы самого Таджа таджей, — не без иронии заметил Кагыр. Гарун посмотрел на девчонку, сверкающую из-за плеча Барота серыми глазами.

— Она знает звуки степи?

— Вряд ли.

Гость решил перейти на серземельский язык и на более приземленные темы.

*

— Твоя рабына от рук отбыласа! — сообщил Кариб с претензией.

— Она нэ рабына!

— И нэ твоя?

Барот кинул взгляд через плечо.

— Моя. Нэ трогай. Я за нэе держу ответ.

— Барот… — протянул вельможа. — Барот — мертвый род.

— Нэт, как выдишь! Я жив. Сэстру выдам замуж — и пыль стэпи потечет по жилам ее дэтей. Наша кров нэ умрот.

— Еслы благословыт стэп. А сам? Всо нэ жэних? Боишьса? — Гарун рассмеялся. — Нагадал: твоя женшина всадит тэбэ нож в спына, дрожиш одын?

— А как твои рабыны? Много дэтэй прынесли?

Щека Кариба дернулась. Лицо его застыло, а глаза метнулись к застывшей фигуре охранника.

— Нэ ровна! У мэн — жены и рабыны. У тэба — строптыва бэла дэвка-чужак.

Охранник повел плечами.

Гарун нервно крутил на пальце массивный перстень.

Барот двинулся чуть в сторону, окончательно закрывая Деяну и от Гаруна, и от его охранника. Дея на всякий случай огляделась в поисках чего-нибудь тяжелого.

— А что здесь за собрание?

Азарина — запыхавшаяся, раскрасневшаяся, поставила на пол два ведра воды.

— Остынет все! Дея, живо вниз! Барот, почему бадью бросил посреди коридора?

Кагыр выпихнул Деяну в коридор, проводил ее взглядом, и только потом вернулся к работе. Гаруну хочется посмеяться, что ему прислуживает один из верных псов Таджа — пусть смеется. Это все, что ему остается. Он-то служил другому таджу и жизнь свою выкупил ценой шкур двух своих сыновей. Старших — и доселе единственных. В прямом смысле "шкурой" — содранная с них кожа долго висела прибитой на воротах Ыссара.

Барот давно решил, что лучше получить в спину нож, чем всадить.

***