Цена империи. Чистилище

На сей случай незабвенный Александр Сергеевич, сам слывший азартным человеком, говаривал: «Страсть к игре есть самая сильная из страстей». Сейчас же речь шла о заключении пари на результат боксёрского поединка, в ходе которого чемпион Англии заочно объявил о желании биться с любым из присутствующих на празднике, кто готов бросить ему вызов. Необходимо отметить, что сие действие было прямо предусмотрено в принятых в 1838 году «Правилах Лондонского призового ринга», в коих в пункте 19 предусматривалось, что все пари выплачиваются сразу же по окончании боя. Об этом, как и об иных интересных новостях для падких на сенсацию читателей, подробно писали газеты. Естественно, что авторы сих опусов, кровно заинтересованные в раскупаемости тиража, несколько приукрашивали факты. Так, рассказывали, что британский спортивный мэн, Том, родившийся в семье бедного рыбака, еще семилетним ребенком поймал огромную рыбину, чуть ли не акулу, превосходящую его по росту и весу. О том, что, работая каменотёсом, он приобрел силу Геркулеса, и это позволило ему спастись из заваленной камнепадом пещеры, пробив себе киркой выход. Приводили историю, как он девятнадцатилетним юношей отправил в нокаут громилу, коий превосходил его летами, весом, силой и ростом и считался непобедимым бойцом на территории всего Уондсворта. Говорили, что он не чувствует боли и усталости и способен биться на протяжении десятков раундов, сохраняя расчетливость и холодный ум. Поэтому большинство людей делали ставки на победу Тома Сэйерса.

Имя его противника было неизвестно, ибо британец готов был биться с любым желающим, что весьма напоминало обычаи канувших в лету рыцарских турниров. А посему его пока именовали «господин никто». Кстати, Джеймс, который внимательно отслеживал, сколько и на какие суммы было сделано ставок, обратил внимание, что двое поставили на «господина никто» достаточно крупные суммы: каждый по тысяче рублей ассигнациями, что сулило им в случае поражения Тома огромный выигрыш. И если бы этот поединок проходил при царствовании прабабушки нынешнего императора, то тогда у русского бойца было больше шансов на победу. Но сейчас – вряд ли.

Почивший в бозе государь Николай Павлович, считая кулачные бои вредными для общественного порядка, своим указом в 1823 году приказал военному министру «не допускать нигде кулачных боёв». А ещё через девять лет этот запрет вошел в Свод законов Российской империи, и сии забавы стали исчезать из больших и малых городов, и лишь в деревнях и сёлах все ещё сходились удалые молодцы стенка на стенку. На всякий случай, Найки навёл всевозможные справки и полученный ответ его вполне успокоил: в Санкт-Петербурге, во всяком случае из той категории, кою принято относить к «чистой публике» нет никого, кто мог бы противостоять опытному боксёру, а присутствие черни на сей церемонии было невозможно. Так что попытку поставить деньги на противника британского чемпиона, скорее всего, можно считать блажью богача или, если угодно, проявлением того, что французы именуют «du patriotisme d’antichambre»[101]. Радует лишь то, что, к счастью, сие опасное заблуждение более распространено среди простонародья или парвеню и значительно меньше среди аристократов.

Когда оркестр перестал играть, то на мгновение установилась тишина, но через несколько секунд из разных концов поля послышалось: «Приехал… Великий князь и генерал-губернатор приехали!» И все дружно развернулись и двинулись в сторону того участка поля, где были заранее приготовлены трибуны для наиболее почётных гостей; из остановившихся десяти роскошных экипажей стали выходить богато одетые дамы и господа. Помимо этих двух высокопоставленных особ на этом торжественном мероприятии, где собралось несколько тысяч человек, не мог не присутствовать обер-полицмейстер Санкт-Петербурга, граф и генерал-адъютант Пётр Андреевич Шувалов. Естественно, что адмирала и генералов сопровождала внушительная свита.