Цена империи. Чистилище

Среди столь живописной группы, в коей сверкали на таком редком для Северной Пальмиры ярком весеннем солнце эполеты и эфесы золотого оружия, совершенно затерялись гражданский губернатор Санкт-Петербурга Николай Михайлович Смирнов и еще несколько чиновников в вицмундирах. Когда пришло время занимать трибуны, для них так и не нашлось места рядом с великим князем, генерал губернатором и графом Шуваловым. А посему им пришлось соседствовать с подполковниками и капитанами второго ранга, кои свысока посматривали на сиих штафирок. Как только высочайшие гости окончательно разместились, оркестру был подан заранее оговоренный сигнал, и над полем раздались величественные звуки «Боже, царя храни». Как только зазвучала эта божественная музыка, великий князь Константин Николаевич и все прочие морские офицеры, по старой флотской традиции, хотя и отменённой пару лет назад, левой рукой сняли головные уборы, отдавая воинскую честь гимну Российской империи. Сие действие было поддержано и их сухопутными собратьями. Большинство штатских мужского полу из громадной толпы, занимавшей почти всё поле, единодушно обнажили головы. А некоторые зазевавшиеся были простимулированы легкими подзатыльниками, отпущенными чинами полиции, надзирающими за порядком и благочинием на сем празднестве. Понятно, что сие вразумление распространялось на шпаков невысокого полета, но производило неотразимое впечатление и на отдельных представителей «чистой публики», в том числе и иностранцев, кои вольно или невольно попытались проявить неуважение к русскому гимну. Вздорные мысли мгновенно покидали их голову, а инстинкт самосохранения ясно давал понять, что они рискуют нарваться на удар не кулака, а перчатки, что означало вызов на дуэль с весьма печальными перспективами для британца, француза или иного «немца». Тем более что Парижский мир был заключен относительно недавно, и у многих русских дворян, кои носили офицерский мундир или уже вышли в отставку, было много неоплаченных счетов к просвещённым европейцам.

Великий князь Константин Николаевич полностью разделял эти чувства, но у него они были гораздо ярче, ибо с высоты своего положения он знал больше и смотрел дальше. Дикий грабеж Керчи и Севастополя, не толпою мародёров, хотя было и это, представлял собой прекрасно подготовленное и поставленное на государственный уровень преступление, ничем не отличающееся от того, что творили орды Чингисхана и Тимучина. Англичане и французы с дипломами докторов и профессоров задолго до войны приезжали в Крым с невинными намерениями изучения природы или культуры. Но истинной целью этих шпионов были составление подробного описания обороны и реестра богатств Тавриды, дабы легче было нападать, уничтожать и грабить. Поэтому, как истинно европейские христиане, они сквозь пальцы смотрели на то, что вытворяли турки и татары с местными жителями, в том числе и православными, кои, понадеявшись на гуманность союзников, внезапно превратились в отару овец, кою рвут на части обезумевшие волки и шакалы. А благородные джентльмены и месье педантично, с математической точностью грабили, грабили и грабили. Будучи неглупыми людьми, они прекрасно понимали, что рано или поздно война закончится и им придётся уйти, и это понимание заставляло удваивать свои усилия по превращению просторов Крыма в пустыню.

Дабы между союзниками не возникали недоразумения, были оговорены сферы интересов. Британцев интересовал металл в любых его ипостасях – пушки, якоря, колокола, ядра, а также техническое оборудование. Более утонченные французы предпочитали вывозить предметы искусства и культуры. Кроме этого, у лягушатников была ещё одна цель, на первый взгляд исключительно коммерческая – конкурентная борьба с российским виноделием. И для достижения оной под топор пошли плантации винограда, а бесценный архив научных исследований просто сожгли.

Поэтому у самого Константина Николаевича на многочисленных встречах на раутах и иных мероприятиях, в коих он был вынужден участвовать по долгу службы и происхождения, иной раз возникало желание лично залепить пощёчину своему визави с английской или французской фамилией. И хотя он великий князь и не всегда волен в своих чувствах, но сегодня всё-таки сможет сбить спесь с британской физиономии, пусть и не собственноручно.