Цена любви и мести

Аполло двигали эгоистичные и темные побуждения, точную природу которых он и сам еще не разгадал.

Он хотел убедить Эль в том, как важно для нее следовать его плану. Когда они расстались после… мягко говоря, неслыханной потери самоконтроля в его номере в отеле, он продумал шаги, направленные на то, чтобы улучшить положение ее компании. Не следует забывать, что ее журнал тоже является для него средством получения прибыли.

Возможно, им двигала мысль, что Эль стала случайной жертвой в войне, в которую он вовсе не собирался ее втягивать. Родной отец, Дэвид, поставил ее прямо на линию огня.

Аполло не считал себя добрым. По крайней мере, никто до сих пор не упрекал его в излишнем мягкосердечии. И он никогда не ставил себе целью таким казаться. Пока он рос, важными для него оставались очень немногие. А потом оказалось, что те, кто были ему небезразличны, уже давно предали его.

И тогда он отобрал у отчима его империю и начал ее разрушать. Он сам не знал, почему оставил Эль руководить «Маской». Ведь знал же, что в конце концов он уничтожит и журнал, и ее.

Может быть, он поступал так потому, что знал, как тяжело отвечать за грехи отца – ее отца и его. Может быть, он понимал, что Эль, хотя она часто издевалась над ним, неповинна во всем происходящем.

И вдруг… Словно пелена спала с его глаз. Ему придется использовать ее. Другого выбора нет. Уберечь ее не получится. Он все понял, когда овладел ею, прижав к стене.

Он раз и навсегда преодолел свое прежнее стремление уберечь ее от себя.

Он больше не мог игнорировать Эль. Больше не мог обходить вниманием тот факт, что ему придется вместе с отцом погубить и ее.

Он использует ее, а потом избавится от нее.

Снисходительность неприемлема. А месть… Месть сладка.

– Эль, будь добра, устрой мне экскурсию по отделу, – попросил он, обрывая свой поток размышлений.

– С удовольствием.

Они зашагали вдоль столов.

– Только, прошу тебя, не заговаривай больше ни с кем, – прошипела она.

– Почему ты считаешь, что можешь указывать мне, что делать, когда я нахожусь в своей собственной компании?

– Потому что начальник здесь – я, – ответила она слегка раздраженно. – Должно же это хоть для кого-то иметь значение.

– К несчастью для тебя, я – твой начальник. То, что ты руководишь большим количеством сотрудников, не добавляет тебе значимости. Последнее слово всегда остается за мной. Так что заруби себе это на носу, и так далее.

Она стремительно провела его по своему отделу.

– Ну вот, ты все и увидел. А теперь, наверное, тебе пора уходить.

– Нет, – ответил он, скрестив руки на груди. – Я пойду к тебе в кабинет и постараюсь за несколько часов разобраться с некоторыми делами. Я хочу поближе познакомиться с моими приобретениями.

Эль побледнела:

– Ты не можешь заняться этим в своем номере?

– Я мог бы. Но мне хотелось бы получить более полное представление о том, как здесь идут дела. В твоих же интересах держать меня в курсе происходящего. А вдруг «Маска» мне понравится? А вдруг я пойму, какие прекрасные профессионалы трудятся под твоим началом, – ты ведь все время об этом твердишь!

Она ничего не ответила, но в ее глазах мелькнуло страдальческое выражение. Они снова прошли через просторный зал с рядами столов и направились к лифтам. Она нажала на кнопку вызова.

– Если бы я так хорошо тебя не знал, я бы сказал, что ты хочешь как можно скорее от меня сбежать.

– Я и хочу, – ответила она, расплываясь в улыбке. В такой, которую ему тут же захотелось поцелуем убрать с ее хорошенького лица. Но он по-прежнему был занят подсчетами. Когда? Где? Что? Он не дотронется до нее, пока не примет важных решений.

Если вообще дотронется.

– Мне очень импонирует твоя честность, – сказал он вместо того, чтобы поцеловать ее.

– Что же он так долго? – Она нахмурилась и снова нажала на кнопку.

Наконец двери лифта открылись.

Прежде чем войти в кабину, она смерила Аполло уничтожающим взглядом. Двери сомкнулись.

Такого напряжения, какое возникло между ними, он еще никогда не испытывал. Скорее всего, потому, что Эль была единственной, перед кем он считал нужным устоять. Он очень хорошо помнил, когда в первый раз заметил ее как женщину: после ее семнадцатого дня рождения, когда ее резкие замечания и придирки начали не только раздражать его, но и возбуждать.

Влечение, острое, неожиданное, внушавшее ему отвращение, было подобно удару в солнечное сплетение. Он не ожидал, что ему придется подавлять в себе влечение к своей холодной младшей сводной сестре.

Еще тогда он чуть не поддался.

Он прекрасно помнил, как однажды, вернувшись домой из университета, увидел, как она выходит из бассейна в розовом бикини.

Он подошел к ней, и она, как обычно, отпустила какую-то колкость. И тогда он схватил ее за руку и притянул к себе. Ее зеленые глаза расширились, розовые губы приоткрылись, словно напрашиваясь на поцелуй.

Нет, тогда он не поцеловал ее. Глядя, как по ее шее и груди стекают капельки воды, он живо представлял, как будет слизывать эти капельки… Правда, и этого он тоже не сделал.