– Мишаня, Таська – дуйте в теплушку! – приказал он. – Воды захватите и спальник.
– Чего случилось-то? – взволнованно спросил Эстет.
– Петру плохо, давление или сердечко прихватило, – ответил Вячеслав. – Давайте живее.
Через пять минут механику стало лучше. На полу кабины расстелили спальник, и мужчину положили на него. Петр Алексеевич лежал, глядя на друзей, и причитал:
– Распереживался, накрутил себя. Нервы себе расшатал, пока в подвале сидел. А у меня сердце слабое. Как бы инфаркт не хватил.
– Ладно тебе, – сказал Батя. – Отдыхай. Далеко еще до вашей Возжаевки?
– Километров сто, – виновато сказал механик.
– А здесь люди есть?
– Да, – ответил Петр Алексеевич. – Тут ветка налево уходит, там в деревнях народ живет.
– Ну, поехали тогда туда, – решил Вячеслав. – Где-нибудь прибьемся. Получше станет – поедем к тебе домой. Показывай, как твоим паровозом рулить.
Петр Алексеевич полежал еще немного и почувствовал себя лучше. Но Батя велел ему не вставать и, расспросив про управление маневровым, принялся рулить сам. Задним ходом свернули на боковую ветку и поехали по ней.
– Далеко тут до людей? – просил бригадир.
– Не очень, – ответил механик. – Километров двадцать. Там недалеко от железки село будет – Куприяновка. Увидите указатель. Там люди живут, у них остановимся. Надеюсь, оклемаюсь до завтра.
Через полчаса неторопливой езды и правда увидели указатель. Разглядели примерно в километре от дороги маленькие дома. Заглушив мотор маневрового, захватили из теплушки весь скарб и оружие. Батя и Михей сняли с себя одежду, выломали у насыпи молодые деревца, и, просунув жерди в рукава, соорудили нечто вроде носилок. Мишка встал сзади, бригадир – спереди. Механика уложили на спальник, чтобы было помягче. Леха и Тайка захватили все, что смогли унести.
– Ну, взяли, – скомандовал Вячеслав. – Тут недалеко, донесем.
Пока дошли до крайней избы – порядком устали. Михей увидел бревенчатый старый дом, крытый сарай, а за ним – огород за изгородью. Между домом и приземистым забором вклинились пышные кусты смородины, а в палисаднике растопырила суковатые ветви старушка-яблоня. На скамье возле крыльца сидел старый дед. Завидев друзей с носилками, он вскочил и зашагал навстречу.
– Эй, сынки, случилось чего?
– Да вон, отец, человеку плохо, – сказал Батя.
– Ну так давайте его скорее в дом, – засуетился дед. – Вы откуда идете-то? С путей, что ли?
– С них, – подтвердил Эстет.
– А с мужичком-то что? Ноги отказали, что ли? Эх, народец сейчас слабый пошел. И мужики хиленькие, и бабенки не ахти. Изводится русский народ. Не то что раньше. Вот матушка моя… Зина, – вдруг крикнул старик в дом. – Приготовь-ка кровать, человеку тут нехорошо.
Друзья с носилками прошли в дом. На кухне их встретила крепкая полнотелая старуха. Всплеснув руками, быстро заговорила:
– Давайте-ка его на кровать. Чегой-то с ним стряслось?
– Да все хорошо, бабуль, – заверил ее Михей. – Сейчас немного отлежится и встанет.
Петра Алексеевича положили на широкую старую кровать в комнате. За ними зашел в дом хозяин. Глянув на друзей, толпившихся в кухне, он громко сказал:
– А ну, давайте, раздевайтесь. Отдохнете с дороги, пообедаете. Грязные какие, как черти, может, вам баньку истопить?
– Да нет, спасибо, отец, – поблагодарил бригадир. – Не надо бани. А вот отдохнуть с дороги неплохо бы. Меня Славой звать, это Мишка с Лехой, а это Таисия. А там на кровати Петр залег. А как тебя величать?
– Дядя Потя, – протянул крепкую ладонь старик. – А это Зиночка. Давайте-давайте, разувайтесь, проходите. Сейчас накормим-напоим, отдохнете. А то как не свои прямо. А добро свое давайте пока в сени кладите.
Пока друзья выносили скарб в сени, тетя Зина успела заварить пахучей травы и заставила Петра Алексеевича выпить.
– Давайте-ка, попейте. Это от любой хвори помогает.
Механик чувствовал себя гораздо лучше. Старуха поставила в печь разогреваться картошку и пошла в погреб за щами и разносолами. Друзья тем временем уселись на длинную лавку вдоль окошка. Вошел дядя Потя, наклонился к лежащему Петру Алексеевичу и спросил:
– Ну, ты как? Раздумал помирать?
– Поживу еще, – улыбнулся механик. – Спасибо.
– Ну, тогда давайте за стол, – пригласил дед. – Отобедаете по-человечески. Ты тогда полежи, отдохни, еда от тебя никуда не убежит. Отлежишься и опосля поешь. Вы это, употребляете?
– Неужели есть? – спросил, улыбаясь, Батя.
– А как же без нее, родимой, – старик ушел на кухню и вскоре вернулся с пузатой бутылкой и кружками. Тайка отказалась от спиртного, а парням и бригадиру дед плеснул в кружки пахучего самогона. Вскоре вернулась тетя Зина – разогрела в печи чугунок со щами, картошку, вывалила в большое блюдо разносолы. Когда сели за стол, у Михея разбежались глаза. В мисках, подернутые жирной пленкой, благоухали огненные щи. Исходила паром крупнющая картошка. Чуть подальше, в центре стола – грузди и сыроежки, соленые огурчики с укропом и нарезанные на четвертинки луковицы. У парня даже слюни потекли.