Цена свободы

– Ну, давай, что ли, по маленькой, – предложил дядя Потя. Звякнули кружками, и Михей почувствовал, как после самогонки по телу разливается приятное тепло. А потом принялись за еду и не могли остановиться. Парень приговорил здоровенную миску огненных щей, захрустел луковицей. Рядом уплетали за обе щеки друзья. Дед тем временем разлил по второй, приступил к расспросам:

– А вы куда путь держите?

– Домой идем, дядя Поть, – отвечал Батя.

– Домой – дело хорошее, – кивнул дед. – Мы-то в родном доме живем, нам разве понять вас. Издалека идете? У нас-то спокойно тут, а люди бают, что по России родимой сейчас нехорошо ходить. Где зверье, где земля поганая, а где и люди недобрые. Мы-то никуда не ходим, как к родному месту прикипели, так и помрем здесь.

– Издалека, – кивнул Мишка. – Полстраны прошли, да еще столько осталось.

– О-о-о, брат, – покачал головой дядя Потя. – Ну, помогай вам тогда бог. Эх, земелюшка родная. Были бы люди хорошие, а хороших любая земля примет да накормит. Вот вы как уплетаете. Как будто месяц не едали.

– Да можно и так сказать, – с полным ртом пробурчал бригадир. – Я такой вкуснятины лет пять уже не ел, если не больше.

– Ну, кушайте, кушайте на здоровье, – улыбался старик. – С дороги всегда надо плотно обедать. Сейчас не то что раньше. Это поначалу голодали-холодали да в подпольях отсиживались. А потом, как пакость развеяло – опять нормально зажили. Хотя, говорят, вон где-то земля родная мамкой была, а стала мачехой. Где-то до сих пор не очистилось, как тогда пакости всякой натравили – так до сих пор и осталось. И жить там нельзя. А у нас, слава богу, тут нормально. Живем хорошо на земле, кормимся, сыты-здоровы – а чего еще надо?

Михей после еды выдул две кружки чая и понял, что сейчас лопнет. Он не мог вспомнить, когда в последний раз так ел.

– Ничего, ничего, – улыбался хозяин. – Вот увидите! Будете потом вспоминать дядю Потю с Зинулей добрым словом. Дай бог, наладится все. И земля почище будет, и люди подобрее. Эх, царевичи, мне бы ваши годы… Лес бы валил да девок валял. Знаешь, как я по молодости запеснячивал? Голосище был – ого-го! Все девки деревенские меня слушать ходили. Послушают-послушают, а потом…

– Ладно языком трепать-то, – махнула рукой тетя Зина. – Гости едят, а он все мелет.

– Ладно, не ворчи, баушка! Люди издалека, молодежь. Дай мне, что ли, с молодыми поболтать. Авось и сам немного помолодею.

– Дядя Поть, а тебе лет-то сколько? – спросил Батя.

– Девяносто второй годок пошел, – похвастался дед. – И Зиночке моей восемьдесят пять недавно стукнуло. А вот видишь – живем, еще хозяйство даже ведем.

– Ну даете, – похвалил Вячеслав. – Молодцы. Всем бы так.

– Дядя Поть, а мясо, овощи – все свое? – удивился Леха. – Все сами сажаете и скотину держите?

– Пока и сажаем, и держим, – кивнул дед. – Пока силы есть, чего бы не держать. Ну, и с урожаем по-всякому бывало. Как бог пошлет, тут разве загадаешь. В прошлом году вон – садили картошку, а вырос хрен.

Парни слушали и улыбались. Все тут было таким родным и душевным. И даже лучащееся добротой крупное, высохшее лицо дяди Поти казалось знакомым. Мишка рассматривал старика. Невысокий, кряжистый, тот выглядел куда моложе своих лет. И если на голове поблескивала обширная лысина, то передние зубы были все на месте. Да и двигался старик не как девяностолетний, а живо и споро.

– А сейчас народ-то дохлый, – говорил дядя Потя. – Мрут как мухи, едрить твою налево. Годки́-то мои все почти в земле. Вот раньше… Матушка моя с брюхом на поле – жала, жала. И вдруг прихватило ее – легла в межу рожать. Родила, а потом снова жать стала.

– Да уж, наверное, не жала, а лежмя лежала, – вставила, улыбаясь, тетя Зина.

– Нечего баять попусту. Раньше наш брат крепче был – и мужики жилистее, и бабы – кровь с молоком. А после войны совсем худо стало, туды ее в копалку. Что за дело – пузаны не поделили чего-то и давай бомбами кидаться. Люди-то какие все разные. Боженька вроде всех из одного теста лепит, а все по-разному получается. Ну как, наелись, что ли?

– О-о-х, – только и смог выдавить Михей. – Спасибо большое.

– Пожалуйста, – улыбнулась тетя Зина, убирая со стола. Мишка чувствовал, что безумно объелся. Да и самогон сделал свое дело. Вдруг легко стало на душе и свободно, и все вокруг показалось таким родным и близким. Будто и дядю Потю, и тетю Зину он знал с давних пор. И в голове все танцевало и радовалось. И мыслей не было дурных, и мир вдруг стал добрым и гостеприимным, прямо вот как дядя Потя. Словно миру этому тоже самогонки налили, и он преобразился. Будто и не сгорел он двадцать лет назад в пламени Третьей мировой, а всем только так показалось.

– Пойдемте-ка, царевичи, на улицу, – предложил дед. – Воздухом немного подышим. Погодка-то чудная, гулять – мило дело. Да, если по нужде надо – оправляться мы на двор ходим. А ты как, полежишь еще? – спросил он Петра Алексеевича.

– Да, еще немного, – кивнул тот. – Вроде отпускает. Вернетесь – и я покушаю, если хозяева позволят.