Цепи грешника (СИ)

Время в Скиде словно застыло. Прохожие забыли про дела, и встревоженно глядели на место взрыва, не понимая, что произошло. Их жизнь была очищена от войны. Они не сразу поверили в существование какой-бы то ни было опасности.

— Она там! — встрепенулся Барвэлл, и взмахнул крыльями, полетев в облако пыли.

Я взлетел, и отправился следом, чувствуя гадкую неотвратимость страшной беды.

Пыль плотно заволокла воздух, и это вынудило меня приземлиться, чтобы случайно не врезаться. На слух ориентироваться бесполезно — всюду слышались крики, а впереди, на расстоянии полукилометра, что-то вспыхнуло. Лишь спустя долю секунды прогремел взрыв.

Свет быстрее звука, а страх быстрее смерти.

Мимо мчались люди, пытаясь убраться подальше от осколков огненных шаров. Осколки свистели у них над головами и разбивались об стены зданий огненными брызгами, люди вскрикивали, и вжимали головы в плечи, когда громыхало.

Запахло гарью. Воздух стал горячим, и пропитался леденящими эманациями человеческого ужаса.

— Не надо! — надрывно кричала женщина, вдалеке, но из-за пыли я не мог ее разглядеть. — Пожалуйста, не-крхл! — предсмертный хрип, кровь забурлила в перерезанном горле.

Повеяло холодом. Я выдохнул облачко пара, и стиснул кулаки. Мне не удавалось понять, ангелы напали, или архангел. Музыку я не слышал, а ритмичных колебаний айцура не чувствовал. Враг не был танцором или музыкантом, либо был, но замаскировал ауру.

Хотелось крикнуть "Маша!", позвать ее, но выдавать себя пока опасно. Всмотревшись, я увидел в пыли размытую тень шести крыльев. Мощный взмах. Ветром меня едва не сдуло, я прикрыл лицо руками, но песчинки все равно заскрипели на зубах и дробью стучали по щекам.

Облако развеялось, открыв взору маленькую торговую площадку.

К стенам домов прижимались люди, напуганные, затравленные до бледной кожи и застывших на лице гримас страха. Они боялись шевелиться, боялись дышать и моргать.

— Она мертва, — жалобно проговорила Маша, и всхлипнула. Она сидела в центре площадки, обломками здания. Лица я не видел — его скрывали грязные спутанные волосы. На коленях у нее лежала бездыханная девушка с разорванным горлом, и лишь краем глаза я заметил на пальце Маши окровавленный ледяной коготь. Шесть черных крыльев были за спиной Маши, и я не сразу поверил, что они принадлежали ей. Мне никогда не приходилось видеть такого. — Мертва…. — Маша обнимала девушку за плечо и гладила ее по голове.

— Маша? — осторожно спросил я, но шагнуть к ней не рискнул из-за внезапного приступа тревоги.

Рукой ей приходился протез в виде черной брони. Темный наруч, когтистая перчатка, и наплечник с демоническим рисунком. Маша была забрызгана кровью по самую макушку, и когда я не увидел на оголенных участках тела ни одной раны, с ужасом осознал — кровь чужая. "Андрюша, у меня кровь" — вспомнилась фраза Маши в концлагере, и сердце мое ухнуло в груди.

— Вы изуродовали меня, — голос Маши исказился темными силами, и она показала лицо. Хмурое лицо, изображавшее злобу. По щекам ее текли темные слезы, оставляя следы как размытой тушью. — Лишили меня красоты, лишили возможности танцевать. И ради кого я потеряла свою мечту? Ради них? — Маша с презрением оглядела людей. — Убирайся отсюда, ангел…. Вот что сказала девушка, которую мы спасли в Абрате, — Маша тихо засмеялась, нервно, вот-вот собираясь сойти с ума. — Все они ненавидят меня. Так почему я должна жертвовать чем-то ради этих алчных тварей?! — крикнула она в исступлении.

Я испугался. Машей овладела тьма. Она не стала грешником, но крылья ее почернели, а душа источала лютую ненависть. Как писал Лукьяненко: "Проще погасить в себе свет, чем развеять тьму вокруг". Для меня эта фраза обрела буквальный смысл.

— Маша, что ты делаешь? — спросил я, надеясь, что она ответит мне прежним голосом, теплым и добрым. — Ты убила ее? — я взглянул на горожанку. Ответ-то конечно очевиден, но мне не удавалось поверить глазам.

Она не ответила. Лишь взмахнула рукой, и попыталась ударить людей веером "ледяного лезвия". Я рефлекторно бросился наперерез, и подставился под удар. Крылья обожгло морозом, а предплечья вспыхнули болью. "Ледяное лезвие" едва не отрезало мне руки, оставив глубокие раны, покрытые инеем. Люди за спиной плакали и кричали, но не смели пошевелиться, боясь остаться без моей защиты.

— Остановись! — крикнул я на нее.

"Убей ее! Это больше не она!" — послышался внутренний голос.

Маша молчала. Ей овладели темные эмоции. Она растянула губы в злобной ухмылке, и швыряла в меня разрушительные заклинания. Перед глазами вспыхивали огненные шары, ноги кололо ледяными шипами, а крылья и руки резало плоскими бритвами свистевшего ветра.

Я вскрикнул и рухнул на колено. По штанам расползались алые пятна, из которых торчали ледяные шипы. Кровь капала с кончиков пальцев, и я не мог пошевелить ими — мне рассекло сухожилия. Больно. Сердце колотилось, едва не выламывая ребра, а по щекам струился холодный пот.

— Остановись!