Цепи грешника (СИ)

Маша рванула вверх, и пробила потолок, будто пушечное ядро. Огромные камни падали на Скид, и веселая музыка сменилась жуткой мелодией боли. Люди кричали, искали родных, и пытались по осколкам собрать остатки своей жизни. Они бродили по руинам, разгребая завалы, и вытаскивая изувеченных пострадавших из-под камней.

Неподалеку проковыляла шокированная девушка, в грязной и пыльной одежде. Взгляд у нее был блуждавший. Она не понимала, что осталась без руки. Из обрубка кровь хлестала фонтаном, но девушка будто не замечала увечья, и звала кого-то:

— Милый, — говорила она севшим голосом. — Где ты…. Я потерялась…. — она рассеянно подобрала чью-то руку, и побрела в переулок, видимо надеясь заменить ею свою.

Я не мог смотреть на это без слез.

Где я оступился? Что не заметил? Почему не получилось предположить, что Маша сойдет с ума? Почему я не догадался, что темная магия ангелов могла сделать с ней такое?

Смутно помню, но вскоре на улице показались два музыканта, охранявших вход в Слезу Антерры.

— Что это за тварь? — изумленно спросил музыкант, глядя на меня.

— Это Андарий. Галахад сказал, что его нужно…. Быстрее! Он вот-вот помрет!

И они подхватили меня за переломанные руки, потащили по запустелым улицам, из которых вымело безоблачное счастье. Я видел рыдавших людей, видел обломки торговых лавок, видел руины жилых кварталов, над которыми плакали те, кто потерял близких.

Все хорошее когда-нибудь кончается.

Я потерял сознание, и думал, что проснуться мне не суждено.

Глава 17. Безвыходный вопрос

Пусть покои Галахада и защищены толстыми стенами, отборная ругань и крики из коридоров слышались прекрасно. Кто-то носился, командовал, пытался удобнее распределить раненых в крепости. Хоть Слеза Антерры рухнула — ей удалось уцелеть. Прочности, все же, ей было не занимать.

Очнулся я на рабочем столе Галахада, скрюченный, с переломанными костями и ужасной болью в изувеченных конечностях. Мортус покинул меня, и потому я испытывал боль до невыносимого человеческую. Выть от нее хотелось, но не выходило — сломанный кадык мешал, и казалось, мне в шею по самую рукоятку вогнали раскаленный нож.

— Играйте "Балладу без боли!" — приказал Галахад. Он сорвал со стены карту, и достал из небольшого хранилища черный плащ из дорогой ткани. — Будет очень больно, — Галахад обратился ко мне. — Главное не вырубайся!

Да куда еще больнее?!

Захотелось слезть со стола и сбежать, чтобы спокойно умереть у стеночки — ощущение было таким, будто зубной врач собирался вогнать мне дрель в десну, причем без наркоза.

В две лютни музыканты мягко перебирали пальцами по струнам, играя спокойную обезболивающую мелодию. Теплая красная энергия окутала мое тело, и боль ушла, но не полностью. Она стала отдаленной, будто бы меня обкололи опиумом. И ощущения возникли странные — перед взором появились битые пиксели, в ушах гудели слуховые галлюцинации, словно бы мимо окна с ревом пролетал реактивный самолет. Потолок внезапно выкрасился в оранжевый.

Ей богу, я будто бутана нанюхался.

Я успел проклясть всех, и проклясть все, когда Галахад набросил на меня эту чертову тряпку. Она была как живая. Скользила по телу, будто змея, и обхватила меня за спину, вцепившись уголками в плечи.

Но проклял я ее не по этому.

Она резко сжалась, и меня выгнуло дугой, едва не скрутив в бараний рог. Даже музыкальное обезболивающее не смогло унять болевой вспышки перед глазами.

— С-су-к-а! А-а-а! — ругнулся я, и закричал. Кадык волшебным образом встал на место, и я снова мог говорить.

На мне появилась легкая темная броня, возникшая из роя крохотных мерцающих огоньков. Что случилось потом — лучше не вспоминать. Плащ исцелял меня, но исцелял так, что врагу не пожелаешь.

Меня подняло в воздух, и кости с хрустом вставали на место, словно их вправляли большие руки жестокого костоправа. Кровавые раны затянулись, и когда тело обрело нормальный вид, я шлепнулся спиной на стол. Воздух из легких выбило как пушечным выстрелом, и меня одолел кашель.

— Твою-то мать! — я свернулся в позу эмбриона, и постанывал. В висках гулко пульсировала кровь.

— Играем, — спокойно приказал Галахад. — Берем на тон выше.

Одно заклинание в разных тональностях могло иметь разные эффекты. "Баллада без боли" в Ми Мажоре избавляла от настоящей боли, а в Фа Мажоре гасила фантомную. Почувствовав облегчение, я распластался на столе, обливаясь холодным потом и пытаясь отдышаться.

— Что…. - я пытался говорить сквозь тяжелое дыхание. — Что случилось с Машей….

Богом клянусь, я до сих пор чувствовал, как она меня душила.

— Хотел бы я сказать, что не знаю, — Галахад отстраненно взглянул в пол, погрузившись в воспоминания, а затем присел на стул. — Но, к сожалению, мне известно.

— Известно что? — нахмурился я, и сел на край стола. От перепада давления в ушах зашумело, и голова закружилась.

— Это произошло из-за меня, — признался Галахад. — Из-за моей любви к ней, из-за моего желания сохранить ей жизнь.

— Что?