Цепи рая

Теперь грек бежал изо всех сил. Третий выстрел попал ему чуть ниже пояса с расстояния пятнадцати ярдов; на этот раз гарпун застрял в пупке. Рыбак схватился за живот, пытаясь унять боль.

– Возможно… – сказал Фишер, но ветер заглушил его голос.

Пройдя вперед, он подобрал упавшие на камни гарпуны. Что он хотел сказать этим «возможно»? Может быть, ему было жаль, что жертва умирает сейчас, лишая его удовольствия увидеть, как тело отреагирует на остальные выстрелы… Еще одна стрела, выпущенная с восьми ярдов, пробила живот и ушла в сумерки. Боль оглушила грека, язык во рту словно превратился в мокрый ком ваты.

– За что? – только и смог выдавить он.

Это были его последние слова.

Фишер уже связал веревкой его запястья и с силой дернул, как будто думал, что душу у мертвеца нужно вырывать самостоятельно. Следов крови не найдет никто. После дождя уж точно.

Вернувшись к воде, он связал ноги жертвы другой толстой веревкой, повесил тяжелый якорь на поручень и отчалил.

Тело грека дергалось, как упавший с водных лыж и запутавшийся в веревках неумеха-турист. Небо потемнело. В такую погоду, при таком волнении его никто не увидит. Никто не вспомнит.

В миле от берега дно резко, словно крутой склон холма, уходило вниз. Он размотал веревку, снял с поручня якорь, столкнул тело в воду и некоторое время наблюдал, как бледное лицо грека уходит ниже и ниже. «Наверное, пройдет минута, прежде чем он достигнет дна», – подумал Фишер.

Всю эту минуту он ничего не делал и просто стоял неподвижно, думая о донных отложениях.

37

Было уже десять часов, когда Фишер привязал лодку к причалу под своим домом.

Мельтеми стих. На этой стороне, от Лиа до Ватия-Лагкада и дальше до Айос-Николаоса, пустовали десятки причалов. Здесь Миконос ничем не отличался от других островов Эгейского моря, напоминавших замысловатую композицию из небольших бухточек и скрытых причалов с мозаикой из рассыпанных у берега лодок. Чьи это причалы, никто не знал и никто не спрашивал. Но накануне днем на якорной стоянке появилась серая лодка, и портовые власти начали задавать вопросы. Было понятно, что они еще вернутся, и тогда вопросов у них будет еще больше. Фишер достал из шкафчика баллончик с краской и положил в свою рыбацкую сумку, чтобы выбросить на свалке в Металлии.

Но только после того, как попользуется им.

Он закрыл за собой наружную дверь маленькой уединенной виллы, вынул наушники и включил музыку. Принес из кухни и расстелил на полу кулинарный пергамент, края которого закрепил скотчем. Из шкафа в спальне достал оставшиеся четыре прямоугольных буя, которые купил в Пирее, и, расставив их на пергаменте, аккуратно написал на каждом одно и то же слово: «FREE».

Закончив, Фишер встряхнул баллончик в последний раз – проверить, сколько осталось краски. Потом выставил буи сушиться на широком, низком мраморном столе в гостиной и засунул испачканный пергамент в пакет для мусора. Взял телефон, зашел в ее профиль в «Инстаграме» и провел там некоторое время, просматривая последние посты, сделанные чуть ранее на пляже Орнос. #Mykonos #perfectsummer[28] #will. На одном из снимков волосы у нее развевались, как огромный флаг, а фигура напоминала мачту, вызывавшую желание обнять ее покрепче. На другом она запечатлела неспокойное море, а на третьем была не одна. Что ж, в этом возрасте заполучить бойфренда уже само по себе почти завоевание. На пляже в Аграри, в 8:08 вечера… Будет не так уж и трудно. Убедившись, что использует фальшивый профиль, Фишер нашел «Вотсап» ее дружка.

Эй, ты на Миконосе? Мы только что из Н. Йорка ххх подумываем с подругой о в городе, что подскажешь? Хохохо Сандра

Ответ последовал почти незамедлительно:

Собираемся вечером в бар с моей девушкой! Оч жаль! Мб в др раз. Кев

«Верно, Кевин, в другой раз». Фишер разделся и отнес одежду на веранду – постирать. Ветер спал. Он отбил и повесил сушиться обоих осьминогов, затем разобрал подводное ружье и тщательно промыл его, позаботившись, чтобы не осталось соли.

Ночь была тиха и спокойна. Идеальная ночь для охоты.

По узким улочкам Миконоса, вокруг Матогианны, неспешно струился разноцветный поток. Богатые греки шли наравне с бедняками, прибывшими на остров с одним рюкзаком. Туристы, местные. Молодые арабки без паранджи. Восточноевропейские девушки – их называли здесь Светланами. Все готовы ко всему. Американцев и китайцев встречалось немного, и узнать их было легко – они арендовали мегаяхты, и ради исполнения любого их желания трудились целые многонациональные экипажи. Французы предпочитали катамараны для плавания под парусом. Албанцы растягивались на взятых напрокат шезлонгах. Ливанцы выставляли напоказ волосатую грудь под застегнутой на нижние пуговицы рубашкой. Их примеру следовали израильтяне. И безработные актеры, и торговцы барахлом.

Все собирались на Миконосе, в этом чудесном месте. После всех прошлых летних вакаций они могли шепнуть самим себе, как и любому, кто пожелал бы услышать: «Я здесь. Я это сделал».