Цербер-Хранитель

– Никогда такого не было, Мироша.

– Никогда такого не было, и вот опять, – сказал он, поднимаясь с пола сам и помогая подняться Ба. – Да переработал я, Ба! – Он выдавил из себя вполне искреннюю и вполне легкомысленную улыбку. – Суточное дежурство, потом тренировка, потом бессонница какая-то одолела. Вот и прилетело.

Это было похоже на правду. В эту версию Ба могла поверить. Почему-то она считала, что Мирон перерабатывает и совершенно себя не бережет. Так что брошенное им зерно упало в подготовленную почву.

– А я всегда говорила. – Она разгладила складки на чуть измявшихся брюках. – Ты с непозволительным легкомыслием тратишь свои ресурсы.

– Я больше так не буду, – пообещал он, косясь сначала на лежащий на полу ошейник, а потом на собственную ладонь, на то место, которое лизнул призрак дохлой собаки. От раны остался лишь свежий белесый рубец. Вот такая поразительная регенерация!

– Ты кричал. – Убедить Ба в том, что все уже в полном порядке, было не так просто.

– Укололся о шип. Слушай, Ба, – он сунул руку в карман пиджака, – а не могут эти шипы быть обработаны каким-нибудь ядом?

Нейротоксичным ядом, если быть точным. Это могло бы объяснить появление галлюцинации в виде черепастой твари.

– Мирон, не говори глупостей! – сказала Ба строго. – Знаешь, сколько людей до тебя брали в руки этот ошейник?

– Сколько? – тут же поинтересовался он.

– Как минимум, двое. Я в том числе. И, как видишь, я до сих пор жива-здорова. Тебе нужно сдать анализы, Мирон.

– Какие?

– Не знаю, тебе виднее. Кто из нас врач?

– Справедливо. – Мирон присел на корточки перед ошейником и, поколебавшись всего мгновение, решительно взял его в руки.

Ничего не случилось! Ни туннельного зрения, ни приступа удушья! Не разверзлась земля, выпуская из своих недр адова пса. И щекотка из солнечного сплетения ушла. Может и в самом деле просто переутомился?

Зато Ба теперь смотрела на ошейник с опаской, словно он и в самом деле мог быть отравлен. Мирон аккуратно положил ошейник на бархатную подушечку и потом вместе с подушечкой вернул обратно в черный ящик.

– Так почему он такой большой, Ба? – спросил, закрывая ящик крышкой. – Где водятся такие собачки?

– Нигде. – Ба забрала у него ящик, вернула в сейф. – Это не обычный ошейник, это, можно сказать, символ.

– Символ чего?

– Власти. Говорят, этот ошейник принадлежал древнему венгерскому роду, передавался по наследству от матери к дочери.

– Передавался один ошейник, без собачки? Ба, в чем смысл и символизм? Что-то я никак не пойму.

– Про смысл я тебе, Мироша, сейчас ничего не скажу, а вот про символизм попробую объяснить, – сказала Ба, беря его под руку. – Только давай поднимемся в мой кабинет. Что-то здесь сегодня холодно.

В кабинете Ба заварила им обоим по чашке кофе, поставила перед Мироном коробку шоколадных конфет.

– Ешь, вдруг у тебя сахар упал.

– Ты уникальный диагност, Ба! – похвалил ее Мирон, беря сразу две конфеты. – Так что там с символизмом?

– Ошейник принадлежал роду Бартане. Аристократический венгерский род со своим гербом и со своей легендой. В средние века такие вещи были в порядке вещей.

Ба подошла к книжному шкафу, сняла с полки какой-то явно старинный талмуд, положила на стол перед Мироном, принялась бережно перелистывать пожелтевшие страницы.

Мирон узнал талмуд сразу, как только увидел иллюстрации. Это была геральдическая книга, достаточно древняя и достаточно дорогая, чтобы сунуть ее в сейф к ошейнику, а не хранить вот так, почти у всех на виду. В детстве Ба иногда позволяла Мирону эту книгу почитать. Вернее, посмотреть иллюстрации, потому что написана она была на венгерском языке. Картинки в ней были чудесные, а родовые гербы казались Мирону сказочными. Вот и сейчас, просматривая вместе с Ба геральдическую книгу, Мирон помимо воли проводил параллели с «Игрой престолов». Множество славных и великих родов, множество удивительных по своей красоте и пафосности гербов. Змеи, вороны, медведи, львы и даже драконы – воинственный бестиарий на щитах и штандартах. Мирон завороженно наблюдал, как на страницах книги появляются и исчезают целые поколения, пока указательный палец Ба не уперся в самый последний, наверняка, когда-то виденный, но полностью позабытый герб рода Бартане. На алом, как артериальная кровь, фоне был нарисован черный трехглавый пес, с серебряным ошейником на бычьей шее, с хвостом, похожим на длинный кнут.

– Цербер? – спросил Мирон скорее сам себя, чем Ба.

– Почему Цербер? – Ба покачала головой.

– Ну, а кто тогда? – вопросом на вопрос ответил он.

– Темный пес. – Ба осторожно провела кончиками пальцев по гербу.

Значит, Темный пес… Ну, от адова пса он точно недалеко ушел. Хотя, если начать придираться, у Темного пса все головы были на своих местах.

– Это типа тотемного животного у семейки Батори?

– Бартане, – тут же поправила его Ба. – И да, наверное, можно и так сказать.

– И что делал этот Темный пес? Ну, гипотетически.

– Гипотетически он защищал женщин рода.

– А почему такая дискриминация? Почему только женщин?