Церемонии

Фрайерс сонно взял Кэрол за руку и потянул за собой. Вдвоем они спустились к ручью по сухой нестриженой траве. Было жарко, и к тому времени, как они миновали коптильню и амбар, Кэрол с трудом держалась на ногах. Склон казался все более крутым, и у воды спускался под совсем уж невозможным углом, так что девушка едва не скатилась вниз, в растущие у воды тростники. Зелень как будто кружилась вокруг нее. Кэрол почувствовала, как пальцы Джереми соскользнули с ее запястья. Она плыла — синее небо под ногами, зеленая трава над головой, а может наоборот… Девушка моргнула и помотала головой, пытаясь встряхнуться. Солнечные блики на поверхности ручья были очень яркими, почти ослепительными. В ушах у нее стоял гул текущей воды, и девушка уже не могла понять, шумит ли это ручей или ее собственная кровь.

— У меня такое ощущение, что я не спал несколько недель, — сказал Джереми и зевнул. Он снял очки и опустился рядом с Кэрол на колени, потом лег прямо на берегу ручья. Она склонилась, чтобы его поцеловать, и обнаружила, что он уже спит. Девушка легла на траву рядом с ним, ногами к воде, и за мгновение до того, как ее голова коснулась мягкой земли, подумала с короткой и ужасающей ясностью:

Рози нас чем-то опоил…

Они уснули.

* * *

Но обитатели коптильни бодрствовали — и были чрезвычайно злы.

Спокойная жизнь поселившихся под самой покатой крышей строения ос была нарушена незадолго до рассвета парой голых женских ног, которые грубо просунулись в их мир сквозь дыру в потолке. Несколько насекомых в тот момент улетели из гнезда. Другие по чистой случайности сумели выбраться наружу сквозь небольшую щель между досками, не заткнутую женским трупом. Но как обитатели чердака, которые внезапно обнаружили, что кто-то заколотил их единственную дверь, большинство насекомых оказались запертыми в темноте и жаре, и единственный выход на свободу намертво запечатала разлагающаяся человеческая плоть.

Они ярились и отчаянно пытались выбраться наружу. Их неистовство росло с каждой минутой по мере того, как солнце поднималось все выше и воздух в тесном пространстве становился горячее. Слепые, обезумевшие создания нарезали яростные круги вокруг похожего на мозг гнезда, в озлоблении жаля друг друга.

* * *

Утро прошло, наступил день. По двум телам скользнули тени облаков, потом их залило яркое солнце, что разбудило бы любого погруженного в нормальный сон человека. Над их лицами сновали насекомые, садились на веки. Стрекоза зависла над приоткрытыми губами Кэрол, как будто замышляя недоброе. Полный живот Фрайерса ритмично вздымался и опадал, несмотря на ползающих по его коже насекомых и комаров, наслаждающихся его разогретой на солнце кровью. К спящим подкрались две кошки и посмотрели на них с любопытством. По запястью Фрайерса с величавой неторопливостью прополз бледный глянцевый слизняк и пропал в траве на другой стороне. Рядом поблескивали на солнце очки. Внизу неслышно журчал ручей.

В отдалении распахнулась сетчатая дверь, потом захлопнулась с громким стуком. К спящим неслышно приблизился старик, оглядел безвольные тела. На секунду он опустился на колени рядом с Кэрол, сделал странные пассы руками над ее лицом. Поднявшись на ноги, снова замер, рассматривая спящих, и несколько раз перевел взгляд с тяжелого на вид камня на голову Фрайерса.

Внезапно старик замер и прислушался. Он вгляделся в лес на другом берегу ручья, и его лицо одеревенело в улыбке. Небрежно, как бы невзначай, старик наступил на очки Фрайерса. Потом осторожно перебрался по камням на другую сторону ручья и пропал среди деревьев.

* * *

Присущие Братству сдержанность, чувство собственного достоинства и приверженность установленному порядку, а также религиозное рвение заставили общину допеть положенные шестнадцать гимнов так, будто ничего не случилось, хотя многие с любопытством и тревогой поглядывали на вьющийся в отдалении черный дым. И даже когда служба закончилась, и Библия была закрыта, лишь немногие двинулись в сторону дома Стуртевантов. Остальные предпочти остаться и, как могли, утешить Адама Вердока и его дочь (которая, возможно, уже попривыкла к смерти и переносила утрату легче отца). Не подобало проявлять излишнее любопытство. Кое-кто в общине возражал даже против чтения местной газеты, с некоторым жаром утверждая, что все, что нужно знать человеку, Господь записал в Библии, а остальные печатные слова лишь отвлекают от нее.

Так что в конце, когда все начали понемногу расходиться, остались лишь самые любопытные вроде Берта и Амелии Стиглеров, Галена Труделя и Нафана Лундта, и те, кто был ближе всех к Стуртевантам: брат Иорама Аврам с женой, ван Миеры и Клаппы, Матфей Гейзель, Клаус Бакхолтер — и еще около десятка других, включая Хама Стадемайра, жена которого, повитуха Нетти, помогала с родами. Взволнованной и торжественной процессией они направились к ферме Стуртевантов.