— Погоди, Нафан, откуда нам знать, что…
— Я рисковать не собираюсь! — Лундт ударил кулаком по ладони. — Я был у Поротов в то воскресенье и видал этого парня. И приметил, как он глядел на мою Сару.
— Вы же не собираетесь что-то с ним сотворить? Это не по-божески…
— Нет, конечно, Мэтт. Мы просто его
— Сегодня же.
— До темноты!
— Вот именно, чтобы он уехал до темноты и никогда не возвращался.
— Только никакого оружия.
— Нет, конечно! Для слизняка вроде него оружие не понадобится. Видали, какие у него мягкие руки?
Наступила тишина.
— А если он знает заклинания, — произнес Аврам Стуртевант то, что беспокоило всех, — никакое оружие нам все равно не поможет. Нужно довериться Господу.
— Погодите, — сказал Гейзель. — Вы все знаете, что Господь заповедовал терпение, и может стоит сначала поговорить про это с самим Иорамом? Не нужно так торопиться.
— Не забывай, что сегодня за день, Мэтт. В такую ночь нам тут подобные типы точно не нужны. Он сейчас как раз может замышлять какую-нибудь
— Но, может, он даже не знает, что сегодня за день.
— Послушай, брат Матфей, — заговорил сухощавый пожилой фермер. — Я подвозил этого парня на прошлой неделе, и знаешь, о чем он меня расспрашивал всю дорогу? Про сегодняшний день, тридцать первое июля, и много ли у нас в эту пору случается убийств. — Он уставился на Гейзеля. — Что ты на это скажешь, а?
Гейзель промолчал.
— Все ясно, — сказал Лундт. — Пошли!
Проходя через эту часть леса с двумя чужаками, Старик погружается в почти ностальгические воспоминания.
Он даже теперь с необыкновенной ясностью видит, как стоял когда-то в этом самом месте, пока Хозяин был еще жив и приказывал ему. Он помнит тот морозный рождественский день, когда он, еще мальчишка, впервые увидел черное существо на дереве.
И он в точности помнит, что оно сказало ему тогда, — и во все последующие дни, — потому что вся его жизнь была подчинена этим словам. Он помнит, как черное существо уставилось на него единственным уцелевшим глазом и распахнуло черные обожженные челюсти.
Он помнит, что оно сказало.
— Давно? — заикаясь, задыхаясь, спросил мальчик.
— Что тебе от меня нужно?
— Что я должен сделать?
— Какие церемонии?
— А где он теперь? — спросил мальчик, озадаченный подобным заявлением — и в то же время отчего-то взволнованный. И он снова вспоминает, что ответил Хозяин:
Планета перекатилась к вечеру. На небе остались лишь редкие облачка. Поднялся легкий и почти по-тропически жаркий ветерок, на другой стороне ручья зашептались между собой сосны. Среди ветвей, где недавно прыгали и щебетали птицы, теперь остался только говор ветра — самая торжественная тишина. Весь день сосны жадно тянулись к дальнему берегу и спящим людям; тени деревьев становились все длиннее и наконец перебрались через воду и достали до них. Наклонные лучи солнца повисли перед стволами как занавес и колыхались при каждом движении ветвей. Солнце как бы потускнело.
Кэрол, все еще в плену неодолимого сна, пошевелилась, будто услышав чей-то зов. Потом она медленно потянулась, села и посмотрела через ручей в лесную тьму. Если девушка и разглядела стоящую среди деревьев неподвижную фигуру, укрытую желтым занавесом солнечных лучей, и если она и удивилась, когда увидела, что это мужчина, высокий, бородатый и почти обнаженный, в почерневших от грязи лохмотьях, и если она заметила, что случилось с его черепом, она не подала виду. Она посмотрела в лес и ничего не сказала.
Существо на другой стороне ручья подняло руку и поманило.
Девушка встала, не обращая внимания на лежащего рядом с ней, среди травы, беспамятного Фрайерса. Она колебалась лишь секунду, потом медленно вошла в ручей; вода закрутилась вокруг ее голых лодыжек. Не обращая внимания на холод, не глядя ни влево, ни вправо, девушка перешла на другую сторону, вышла на берег и присоединилась к поджидавшему ее существу. Оно протянуло ладонь и схватило ее за руку.
Девушка обернулась и с легким сожалением глянула на все еще спящего на другом берегу мужчину. Потом существо притянуло ее к себе, и они оба пропали в лесном мраке.
День наконец подходит к концу, и Старик этому рад. Его мысли занимает ночь. Он нетерпеливо следит, как ученый и его ученик забираются в автомобиль и уезжают. Они последний раз машут на прощание. Старик кивает, машет в ответ и улыбается, пока машина не скрывается из вида. Они не вернутся ни сегодня, ни завтра. Завтра будет уже поздно.
Прежде, на тропинке, он думал было приказать убить этих двоих мужчин, — это было бы куда проще и не требовало драгоценного времени, — но всегда оставалась опасность, что их кто-нибудь хватится, что за ними приедут другие, посторонние, которые могут помешать запланированному на эту ночь действу. Нет, он решил, что не следует рисковать. Слишком многое зависит от его успеха.