Цифровой журнал «Компьютерра» № 156

Череп дырявить не стоит, влиять на мозг нужно через кость. То ли с помощью низкочастотного электромагнитного облучения, то ли, напротив, высокочастотного, а может быть, пригодятся и гамма-лучи. Или простые магнитики. Или камни драгоценные, кристаллические решётки которых обладают не вполне выясненными свойствами. Недаром вокруг царских корон столько тайн!

Даже представлял шлем наяву: золочёный, как в «Джентльменах удачи», с двумя колёсиками настройки. Одно, у правого уха, настраивает слух, зрение, меткость, честность, трудолюбие и другие общественно-полезные навыки. Другое, у левого, регулирует силу воздействия. В общем, как в простеньком радиоприёмнике.

Подобрать лампы, а лучше транзисторы, резисторы, катушки индуктивности, конденсаторы постоянной и переменной ёмкости представлялось делом непростым, но посильным: в те годы я свободно мог начертить схему приёмника 1-V-1, кое-как владел паяльником и не чурался вручную набивать трансформаторы. В итоге, правда, всегда получалось хуже, чем у завода VEF, но я и не претендовал на массовое производство. Создать бы прототип, а там уж дипломированные инженеры наведут глянец.

В плановом советском государстве подобные шлемы в гаражах не собирают. Нужно было включиться в план работ кафедры, утвердить тему на учёном совете и уж потом браться за дело. Ну полгода работы, ну год. В крайнем случае, в аспирантуре оставят после института — довести шлем до приемлемых кондиций.

Мое предложение о Шлеме Преобразования на кафедре нервных болезней выслушали внимательно, попросили изложить соображения письменно и пообещали подумать. Спустя самое непродолжительное время я был вызван в совсем другое учреждение, где меня вежливо, задушевно и вместе с тем твёрдо расспросили, кто, когда и при каких обстоятельствах рассказал мне о Шлеме Преобразования. Чаем поили, но после того, как убедились, что я сам всё придумал (пришлось показать черновую рукопись романа «Певчие Ада»), отпустили с миром, настоятельно посоветовав заняться чем-нибудь другим, да хоть дерматологией. А о «Певчих Ада» забыть лет на двадцать пять, а лучше бы и навсегда.

Был я тогда глуп, наивен, доверчив, но не безрассуден и совет принял с благодарностью.

Время от времени картографированный мозг продолжал являться мне во снах, но под влиянием совета старших, но невидимых товарищей надписи на нём изменились. Теперь в извилинах таились не центры речи, абстрактного и конкретного мышления, а даты.

Да! Если в онтогенезе повторяется филогенез, то в развитии мозга повторяется развитие общества.

Я, конечно, не художник, но нужда заставляет калачи есть, и вот я изобразил мозг, как в своё время буфетчик Шулейкин из «Полосатого рейса» — тигра.

Суть в том, что «здесь и сейчас» занимает в человеческом сознании самую малость (я постоянно путаю понятия «мозг» и «сознание», хотя и знаю, что они не равнозначны, то есть специально путаю, так нужно). В основном же нашими инстинктами, поступками и так называемыми разумными решениями руководит прошлое. И дремучее прошлое! Потом, почитав умные книги, я понял, что отчасти опять открыл велосипед, но что с того? Глядишь, внесёшь ненароком в конструкцию что-то нужное, например зеркало вида за углом, — уже польза. Вдобавок ко всему мой велосипед приспособлен к отечественным дорогам, что, согласитесь, немало.

Согласившись с темпоральной схемой сознания, понимаешь: многое, что представляется странным, даже подлым и бесчестным, явится банальностью, обыкновенной физиологической реакцией организма на внешний раздражитель. Что бесчестного в страхе боли? Что может быть естественнее реакции на огненную стихию?

На современность, а именно на год две тысячи тринадцатый, мозг реагирует с позиций седой старины. Все эти конституции, права и обязанности — ничто перед вопросом главным, вопросом основополагающим: съедят или не съедят? Пещерные чудовища никуда не исчезли, просто из пещер природных они переселились в пещеры ментальные и там, в закоулках извилин, ждут своего часа. Пусть в наисвежайших участках памяти записано, что крепостного права полтора века не существует, но для основной массы мозга извилина тысяча восемьсот шестьдесят первого года не позади, а впереди, и очень далеко впереди. Умом передним все понимают, что барина больше нет, а ум задний советует молчать, не то высекут, непременно высекут. Или забреют в солдаты, сошлют в Сибирь или просто пойдёт Машка в лес по ягоды — и не вернётся.

И повседневная практика подтверждает: по своему почину лучше молчать. Другое дело, если барин велит говорить. Оно бы и здесь лучше молчать, так ведь барин! Промолчишь вопреки указке барина — беда приключится: опять высекут, опять забреют в солдаты, опять не вернёшься из леса. Подобное состояние порождает постоянную тревогу, «сшибку», а как человек справляется с тревогой? Ест и пьёт, создавая запас для трудных времён. Поэтому ожирение и пьянство есть не столько признак дурного воспитания, не говоря уже о дурном обмене веществ, сколько показатель жизни под напряжением.