Цифры нации

Кошкин привлек ее к себе и стал целовать. Потом опустил на траву ставшее вдруг податливым женское тело, – точно так же, как делал это с Машкой. Здесь кругом было пусто, так что некого было стесняться. Однако временами казалось, что кто-то невидимый следит за ними издалека. Это мог быть кто угодно, в том числе Федор Ильич. Хотя с чего бы отцу печалиться о взрослой дочери?

8ℽ8ℽ8

Федор Ильич в данный момент стоял возле кухонной плиты и помешивал щи. В первый же день, как только они прибыли на базу, обязанности повара как-то сами собой оказались возложенными на него. Катенька даже слушать не хотела, чтобы заняться этим делом.

За несколько дней, проведенных здесь, сделано было много и сказано было почти обо всем – о прошлом и настоящем, о дружбе и предательстве, о человеческой бесхребетности, а также о том, что сложилась ситуация, из которой не предвидится выхода – если сидеть сложа руки и ни о чем не думать.

«А может, махнуть рукой? – поймал себя на мысли Федор Ильич. – А те, что остались в городе, пусть катятся ко всем чертям…»

Тяжелые размышления прервал телефон.

– Слушаю, господин генерал, – сказал Шендерович и принялся докладывать о проведенной работе, из чего выходило, что Машина, несмотря на определенные трудности, стоит на боевом дежурстве, но постоянно требует к себе внимания в части энергоснабжения.

– Хорошо, – обрадовался генерал. – Продолжайте в том же духе…

– У меня вопрос, – спохватился Шендерович. – Я имею в виду, как обстоят дела с поиском кода…

– Идут, – сказал генерал и отключился.

Шендеровича ответ генерала не успокоил. Подобные дела могут идти и год, и два, и целую вечность, тогда как время поджимает, и небо при таком раскладе может оказаться в крупную клетку для всех, а для Феди – в первую очередь. Небо… Как в прогулочном дворе городской тюрьмы.

Федор Ильич убрал телефон, метнулся к плите и стал помешивать огромной ложкой едва не убежавшие щи. Затем выключил конфорку и, взяв со стола бинокль, вышел на террасу.

Был яркий солнечный день, и в бинокль можно было различить, как идут дела с ремонтом турбины. А шли они ни шатко ни валко: из-за кустов торчали ноги без обуви, из чего выходило, что двое, возможно, лежат в чем мать родила.

– Ну, Катенька! – воскликнул Шендерович. – Ну, родимая! Ведь ты обещала! Как же так-то?!

Не опуская бинокль, он вынул из кармана телефон и нажал кнопку – ноги за кустом вздрогнули и пришли в движение. Катенька поднялась, вынула из кармана телефон, и Шендерович понял, что она в одежде, и отключил телефон. Убрав его в кожаный чехол, закрепленный на брючном ремне, он вернулся на кухню и вновь стал помешивать щи. Он не видел, как Катенька с Кошкиным с помощью тали подняли над землей турбину, передвинули к середине дамбы и опустили в гнездо, как потом поднялся водяной затвор, и лопасти у турбины побежали под напором воды.

И грузовая таль с цепью и крюком, и турбина, а также инструменты и кабель оказались в наличии на складах. Надлежало привести в божеский вид стальную балку над дамбой – убрать коррозию и смазать поверхность, дабы колесики подъемного механизма свободно катились по ней, неся на себе турбину. И таль, и двутавровая балка, укрепленная по концам на стальных ногах, и тележка, скользящая между распорок, выполнили свою задачу.

Федор Ильич по-прежнему оставался на кухне. Время бежало, работники не возвращались, самому тоже хотелось есть. И Федор Ильич, изнывая от нетерпения, решил, что самое время раздуть ноздри. Причем таким образом, чтобы волосы дыбом встали у подмастерьев. Он нажал кнопку телефона, надеясь услышать знакомый голос, однако услышал за дверью топот и отключился.

Кошкин с Катенькой вошли и повалились кто куда – один на диван, вторая в кресло.

– Наконец-то! – обрадовался Федор Ильич и стал накрывать на стол.

Катенька посмотрела в окно и сказала:

– А мы турбину поставили… Хоть ты не велел нам. С тебя причитается…

Федор Ильич, сузив глаза, уставился в ее сторону. Потом присел на табурет.

– А если бы таль заело? – принялся он причитать. – А если бы тавр прогнулся? Можешь ты объяснить?

– Могу, – сказала Катя. – Никаких «если»… Только «да» и «никак нет».

– Издеваешься? Да? – Шендерович холодно смотрел ей в глаза.

– Ничуть, – ответила та. – Сам говорил, что только так можно добиться положительного результата: сначала принять решение – потом исполнять его, минуя «если» да «кабы»… Я ничего не путаю?

– Еще как, – шипел Федор Ильич. – Одно дело – решение, другое – техника безопасности… Вы же могли…

– Да ладно тебе! Могли, не могли… – Она поднялась из кресла, подошла к нему и поцеловала почему-то в губы. – Ничего не случилось, зато мы решили проблему. У нас стабильный запас энергии…

Холодный взгляд Шендеровича и поцелуй сбили Кошкина с толку: вряд ли дочь может целовать отца именно так, в губы, словно она не дочь ему.

– Надо бы это… – Кошкин шевельнулся на диване. – Не забывать про водяной затвор.

– Согласен. Но в следующий раз – я вас умоляю…