Софья Степановна Кошкина оставалась на даче, как об этом просил ее сын перед отъездом. И женщина стойко держала слово, хотя временами хотелось съездить в город и навестить квартиру. Эта квартира досталась ей от родителей-интеллигентов, преподававших когда-то в местном университете. Интересное было время. Искусственным интеллектом даже не пахло, каждый человек был сам по себе, и это считалось нормой. Потом появился ИИ – и все пошло кувырком. Женщины стали рожать детей из-под палки или вообще не рожать – их стали «высиживать» электронные клуши, с человеческим телом и электронным мозгом. Более того, народ потерял интерес друг к другу, теперь это был не народ, а какие-то странные люди, человеки, каждый из которых больше интересовался электронными устройствами, нежели друг другом. Даже прогуливаясь вместе и катя перед собой коляску с ребенком, каждый из супругов умудрялся разговаривать с кем угодно, но только не между собой. Между собой им было вроде как скучно. Другое дело – на расстоянии! С каким-нибудь электронным устройством или с кем-то из знакомых.
И вот тебе на! Софья Степановна смотрела телевизор и не верила, что такое могло случиться в свободной стране. Мало того что мужиков отвратили от баб, их выводили из строя форменным образом – наиболее плодовитых, насыщенных биологическим запасом. На глазах у правительства.
Софья Степановна выключила телевизор, поднялась из кресла, подошла к кровати и легла поверх одеяла. Сынок у нее в настоящее время находился неизвестно где. Это обстоятельство не давало покоя, как не давало покоя и то, что в квартире вместо нее живет теперь электронный деспот.
– Тебе дашь палец, а ты руку отхватишь… – пробормотала Софья. – Ну, железяка. Ну, бестия! Ты ведь тоже способна, как эти…
Тут у Софьи Степановны нарисовалась в душе страшная картина с участием ее сына Володеньки и деспота Машеньки. Назвать ее по-другому у матери язык не поворачивался – деспот и есть. В руках дачница тискала телефон, однако не решалась позвонить сыну. Казалось, сын должен узнать о том, что сейчас происходит в городе, но тема была до того щекотливой, что мать не решалась нажать заветную кнопку. Впрочем, оставлять это без реакции она тоже не могла, поэтому нашла Машкин номер и решительно нажала кнопку вызова. Услышав знакомый голос, заговорила напористо, быстро:
– Значит, слушай меня внимательно, потому что нервы мои на исходе – ты слышишь меня?!
Машка ответила утвердительно.
– Тогда слушай, – продолжила Софья Степановна.
– Хорошо, мама, – сказала Машка, чем удивила Софью Степановну.
– Ты не испытывай меня! – воскликнула Софья Степановна. – У меня сын! Я никому не позволю над ним издеваться! Я не из тех, которым наплевать, – он у меня не в пробирке рожденный! Я его под сердцем носила! Ты меня понимаешь?!
– Разумеется, – ответила Машка. – Еще бы мне не понять…
– Ну-ну… Хотя откуда тебе…
– Мама…
– Он у меня один, и я не позволю вертеть им! Скажи мне сейчас же! Как на духу! Как женщина – женщине! – Она понизила голос. – Может такое быть или нет, чтобы такое вредительство стало возможным?!
– Что случилось-то? – удивилась Машка. – Никак не пойму…
– Телевизор смотреть надо! Тогда ты была бы в курсе! У нас вредительство в городе… Хрясь – и нету у мужика между ног!
– Чего?
– Того самого!
– Вы серьезно?
– Кому как повезет. Одни бляди кругом развелись… металлические. Впрочем, кому я это сейчас говорю, ты же сама…
– Опять вы за старое, мама. Я не способна на такое… Я люблю Володеньку больше жизни, и если б не эта немка… Она читала ему стихи на немецком, будто я не могу сама. Где Володя? Можете вы сказать?!
– В командировке! – отрезала Софья Степановна и отключилась.
Однако телефон у нее тотчас залился соловьиным свистом. Звонил некто по имени Дмитрий Олегович. Должность его Софья не расслышала, однако, поняв, что тип интересуется сыном, насторожилась.
– Кто вы такой, чтобы я вам верила?
Тип снова назвался. Это оказался Татьяноха. Его интересовало местонахождение сына.
– А я – знаю? – удивилась Софья. – Вы мне всю кровь испортили! Я буду жаловаться Римову!
– Ваше право… Но он, к вашему сведению, мне не начальник, – надменно произнес тот и отключился.
Лежать на кровати сразу же расхотелось. Софья Степановна поднялась и стала ходить из угла в угол, потом спустилась этажом ниже.
– Есть же твари! – негодовала она. – Сами не живут и другим не дают – плавают, как говно по воде…
Она прислушалась. Где-то рядом урчал двигатель. Софья Степановна выглянула из окна и обомлела: за решеткой ворот стояла черная легковая машина с изображением золотого щита на двери и маяками на крыше, как у полиции. Двери открылись, оттуда выбрались трое, одним из которых оказался Татьяноха. Он встал возле калитки и принялся давить на кнопку звонка.
– Чтоб ты сдох! – расстроилась Софья Степановна. – Чтоб тебе среди ночи всю жизнь звонили! Чтоб ты обгадился!
Она взяла в руки хаус-пульт, поднялась наверх и подошла к уличному окну. Татьяноха бродил вдоль ограждения, потом попытался трясти его, однако оно даже не думало шевелиться.