Цикл «Аратта»

— И это в дневном переходе от столицы, — покачал головой Аоранг. Он слушал вполуха — был занят оленьей ногой, которую предусмотрительно попросил отложить для него еще до ужина. — Экое чучело изловили!

Хасту передернуло:

— Скажешь тоже, чучело! Хуже бьяра-оборотня и представить ничего нельзя. У нас на севере ими детей пугают. Таких, как он, кроме огня, ничего не берет…

— Как видишь, берет.

— Ты о Шираме? Тут о чем говорить, ему сражаться — как дышать. Но без твоей подмоги, кто знает, справился бы?

— Оборотень был обуян звериным духом, — ответил Аоранг. — А я со зверями хорошо лажу.

— Ну да, конечно, — не без досады отозвался жрец, — вы, мохначи, умеете обмениваться мыслями и разговариваете со зверями. Могу поклясться, ваши шаманы не слишком отличаются от бьярских.

Аоранг покачал головой:

— Мохначи водятся только с мамонтами, своей родней. Эти же шаманы обращаются к ужасным сущностям… Бьяр носил личину одной из них. Она дала ему силу призвать дух той росомахи…

Он помолчал, глядя прямо перед собой, и вдруг добавил:

— Почти уверен, что при жизни росомаха была бешеной.

У Хасты от его слов неведомо почему мурашки пробежали по спине.

— Мать Тарэн в огненном обличье — богиня войны и безумия, — произнес он. — Зверей-людоедов, одержимых злым духом, медведей-шатунов, убив, сжигают перед ее идолом вместе с костями. Этот обряд называется "отдать Тарэн". Он означает, что в нашем мире для них рождений больше не будет. Кстати, и с людьми время от времени так поступают…

Аоранг содрогнулся:

— Что же надо сделать — или кем надо быть! — чтобы лишить душу возрождения?

— Что бы ты сделал с теми, кто убил твою семью? — вопросом на вопрос ответил Хаста. — Кто живьем скормил Змею твоих детей? Знаешь, что делают поморяне-виндры, когда в их сети долго не идет рыба? Дожидаются отлива, выбирают ребенка, привязывают к скале…

— Ты видел это сам? — нахмурился мохнач.

— Нет, хвала Солнцу! — замотал головой Хаста, косясь на резное изображение в углу комнаты. — Но слухи ходят…

— Надеюсь, это лишь слухи. И что, эта нечисть, Тарэн, так почитаема в народе?

— Даже не представляешь как!

Хаста вновь кинул взгляд на жутковатую птичью личину и спросил то ли в шутку, то ли нет:

— Не боишься, что она затаит злобу против нас?

— Конечно нет! А ты что, боишься?

Огнехранитель рассмеялся:

— Отличный разговор двух жрецов Исвархи. Только не пересказывай моих слов святейшему! — Хаста внезапно оборвал смех, умолк и почему-то заметно смутился. — Ты, наверно, как и все, задаешься вопросом, почему я там, в лесу, не отогнал оборотня именем Исвархи?

Аоранг удивленно взглянул на него:

— И в мыслях не было! Знаешь ли, сложно на миг не ошалеть, встретив такое…

— Но я ведь жрец, — уныло ответил Хаста. — Я не должен был прятаться за спинами воинов. Не то чтобы я боялся бьярской нечисти… Но когда трехликий кинулся на нас из чащи — признаться, я испугался. Не смог даже призвать Святое Солнце, потому что язык примерз к гортани. И какой я после этого посвященный огнехранитель? Такого никудышного жреца свет не видывал…

Аоранг, слушая его, и сам начал краснеть. Он отложил оленью ногу и запустил руку в волосы, будто его мучила какая-то тяжелая мысль.

— Ты прав, — вздыхая, проговорил он. — А я-то хорош! Вместо того чтобы, как ты верно говоришь, взывать к силе Исвархи, что я сделал? Принялся швырять мертвые тела, будто дикий мохнач с ледяных пустошей! Что бы сказал на это мой наставник, святейший Тулум?

— Сказал бы тебе спасибо за спасение царевича и нас всех, — хмыкнул Хаста.

Распахнулась дверь, пахнуло холодом — с улицы вошел Ширам. Он бросил неприязненный взгляд на мохнача, как будто не понимая, что тот делает за господским столом, и изумленно воззрился на Хасту:

— Почему ты здесь? Я же попросил тебя быть наверху, с царевичем!

— Ты попросил снять с него сапоги и одежду, — уточнил Хаста. — Я это сделал. Царевич спит. Даже сказку на ночь ему можно не рассказывать.

— Его что, никто не сторожит?!

— А зачем его сторожить? Он же спит!

Саарсан дернул щекой, закатил глаза и быстро направился к лестнице.

Аоранг проводил его равнодушным взглядом и вдруг на миг замер.

— Что такое? — насторожился Хаста. — Ты что-то услышал?

— Да так, ерунда. — Мохнач вернулся к своей трапезе. — Мне на миг почудилось, что там наверху — не один накх, а два…

* * *

Ширам взбежал на несколько ступенек, когда из-под лестницы его тихо окликнули:

— Почтенный маханвир, можно тебя спросить?

— Что надо? — огрызнулся Ширам и невольно одернул себя. Голос принадлежал дочери хозяина постоялого двора. И пусть даже она не была ему ровней по происхождению, из почтения к молоку собственной матери с ней следовало говорить пусть сдержанно, но приветливо. — Что ты хочешь узнать, девушка?

— Я сейчас поднимусь и спрошу! — таинственным голосом сообщила девица и, не дожидаясь соизволения, быстро взбежала по лестнице, оказавшись прямо рядом с ним.

— Так-то удобнее…

— Что ты хотела узнать? — устало повторил Ширам.