– Да ты с ума сошел, совсем с ума сошел! – раздраженно крикнул король.
В этот момент на улице послышался сильный шум, и король с Мовпеном, выглянув из окна, увидели, что к воротам Лувра подъехал отряд всадников человек в тридцать. На кирасах всадников ярко сверкали лотарингские кресты, впереди них ехал герцог Гиз.
– Ого! – сказал король.- Что это понадобилось кузену так рано в Лувре?
Подъехав к воротам, герцог повелительно заявил дежурному офицеру:
– Я хочу видеть короля!
– Король спит! – ответил офицер.
– Ну, так что же? – презрительно возразил Гиз.- Пусть его разбудят!
– Черт возьми! – пробормотал Мовпен.- Ручаюсь, что когда герцог Гиз станет королем, то не захочет, чтобы его будили в такую рань!
– Какой же страны королем станет он, по-твоему? – насмешливо спросил Генрих.
– Да, разумеется, Франции! – ответил Мовпен и, хотя король сделал гневливый жест, продолжал: – Однако раз вы не спите, государь, и пока еще правите Францией…
Генрих III высунулся из окна и крикнул:
– Войдите, кузен, я готов принять вас! Тогда ворота распахнулись, и герцог со спутниками въехали во двор.
– Государь,- сказал тогда Мовпен,- разрешите мне выйти в соседнюю комнату.
– Зачем?
– Я хочу послушать ваш разговор с герцогом Гизом и узнать, действительно ли вашему величеству угодно продолжать царствовать или вы предпочтете за лучшее отказаться от трона в пользу своего милого кузена Гиза?
И, не давая королю времени ответить, Мовпен скользнул в соседний кабинетик, тогда как король приказал ввести герцога.
Гиз вошел в комнату к королю вооруженным с головы до ног, тогда как король был в утреннем камзоле и не имел при себе никакого оружия. Вдруг Генрих III вздрогнул и невольно отступил на шаг: ему вспомнился тот сон. в котором он видел себя монахом, тогда как в Париж въезжал другой король. Теперь Генриху показалось, что корольузурпатор его сна был снаряжен совершенно так же, как теперь герцог Гиз. Однако растерянность короля была лишь мгновенной. Как ни выродилась в его жилах кровь Валуа, но в ней оставалось еще достаточно родовой гордости и величия, чтобы помешать королю дрожать перед своим вассалом.
А герцог подступил к нему с угрожающей миной и неприлично громко первый начал разговор:
– Я пришел с жалобой к вашему величеству!
– Вот как? – ответил король и спокойно уселся в кресло.
– Люди вашего величества совершили этой ночью ряд преступлений! – продолжал герцог.
– Простите, герцог,- спокойно перебил его Генрих III,- я желал бы сначала получить от вас маленькое разъяснение. Вы хотели иметь у меня аудиенцию?
– Да, государь!
– От имени какой-то влиятельной особы?
– Нет.
– Странно! – ледяным тоном заметил король.- А я уже вообразил, что вы – посланник германского императора… Или испанского короля…
– Государь, мне не до шуток!
– Потому что, если герцог Лотарингский явился ко мне от своего собственного имени, значит, ему изменила память. Иначе он вспомнил бы, что с королем Франции говорят, лишь обнажив голову!
При этих словах тщедушная фигура Генриха III была полна такого королевского величия, его взор блестел такой повелительностью, что Гиз невольно смутился и, пролепетав что-то несвязное в свое извинение, снял шлем и положил его на ближайший стол.
– Затем,- продолжал Генрих III,- вы забываете еще, что к королю не входят с оружием!
Завороженный этим тоном, герцог отстегнул шпагу и положил ее около каски.
– А теперь говорите, в чем дело, кузен! На что вы жалуетесь?
– На ваших людей, государь.
– Потрудитесь выразиться точнее, герцог: провинились мои пажи, лакеи, шталмейстеры, гвардейцы или кто-нибудь другой?
– Ваши гвардейцы, государь.
– Они обошлись с вами без надлежащего почтения?
– Они поступили хуже: они предали огню и крови целый дом!
– А где это было? В Нанси?
– Нет, государь, в Париже.
– И этот дом принадлежал вам?
– Нет, государь, этот дом принадлежал сиру де Рошибону, парижскому горожанину.
– Ах, да, мне что-то говорили об этом!
– Убито по крайней мере сорок-пятьдесят горожан!
– А сколько гвардейцев?
– Не знаю, государь!
– Ну, так молодцы пострадали за дело. Я прикажу Крильону примерно наказать тех, кто выбрался целым из этой свалки.
– Но, государь, гвардейцами предводительствовал сам Крильон, и он-то и является причиной всего зла.
– Ну уж извините, я не могу поверить, чтобы такой человек, как Крильон, ни с того ни с сего ввязался в скверное дело. Как вообще все это произошло?
– Сир де Рошибон созвал нескольких друзей…
– Я слышал про это. И среди этих друзей была герцогиня Монпансье?
– Да, государь.
– И они занимались заговорами против короны?
– Это ложь!
– Так по крайней мере утверждает Крильон.
– Ну, так Крильон солгал! – дерзко крикнул герцог.
Король возразил с прежней флегмой и спокойствием:
– Если бы Крильон был в состоянии держать шпагу в руках, я посоветовал бы вам, герцог, отправиться и сказать ему это в лицо!
– Но, государь…
– К сожалению, Крильон прикован к кровати тяжкой раной!
– И вы, государь, верите ему?
– О, я ровно ничему не верю, а просто задаюсь вопросом: что могло понадобиться герцогине Монпансье в обществе простых горожан?