Циркач

В пункте пересадки Коля купил билет на поезд. Ехать предстояло целых трое суток, вдобавок к тем дням, что он провел на барже. Он растянулся на нижней полке, отвернувшись к стене, а узел и скрипку положил под ноги. Телеграфировать в Ленинград так и не удалось: пересадка получилась скорой, а у телеграфа скопилась длинная очередь, и он не стал рисковать, чтобы не опоздать на поезд. Сейчас Коля жалел об упущенной возможности, но утешал себя, что телеграфирует из Молотова и вдогонку отправит письмо. Одежда вымокла и пропиталась потом, хотелось есть, но почти всю дорогу в поезде он проспал от усталости и переживаний. Коля не переставал думать, куда летел тот немецкий бомбардировщик: к какой улице, к какому дому? И сон был не настоящий. Тревожная, утомительная дремота с частыми пробуждениями и всполохами, после которой он ничуть не чувствовал себя отдохнувшим.

Город встретил Колю пасмурной погодой, грязным вокзалом и новой неприятностью: у него совсем кончилось продовольствие. С тех пор, как он отбыл из Ленинграда, прошла неделя. Коля не рассчитывал на долгое путешествие. Сейчас от голода и холодного питья у него сжимался желудок. На барже горячего было не достать, а в поезде он толком не попил чаю. На вокзале размещалась столовая, но цены в ней оказались невероятно высокими. До дрожи хотелось есть, и деньги призывно шуршали в кармане, но он знал, что заработную плату получит не скоро. Если потратить заначку, потом придется, возможно, и голодать.

У телеграфа стояло всего три человека, и он думал занять очередь, но вокзальные часы показывали полчетвертого. Близился вечер, а до сих пор не закрыт вопрос с ночевкой. От цирка обещали общежитие. До него нужно доехать и разместиться. К тому же, на днях ему могут устроить прослушивание, а, как назло, разболелось горло. Нужно ехать ночевать и срочно лечиться. Ему так сейчас хотелось горячего питья, что он готов был побежать в ближайшее кафе и отдать за чашку чая свою скрипку.

Коля побродил вокруг вокзальной столовой, до телеграфа и обратно. Но решил сделать, как положено: съездить в цирк, заселиться в общежитие, а потом уже поужинать и обязательно – срочно! – телеграфировать мамаше. Незнакомые люди со всех сторон обсуждали, что случилось с его родным городом. Ленинград в блокаде, а мама там, перебивается у знакомых, покинутая семьей без денег и помощи. Метелин обещал приютить их с Ириной, пока не устроятся, но получилось ли? Не струсил ли он в последний момент? Какая это мука – не знать, что с ней теперь! На секунду у Коли закололо от беспокойства сердце, но потом голод и желание быстрее разделаться с хлопотами взяли свое. Он с неудовольствием замечал внутри шевеление проклятого червя – так называл отец человеческий эгоизм, заставляющий даже самых сострадательных, любящих и порядочных людей заботиться прежде о себе, а не о других. Коле было и стыдно, и тяжко, и почти невыносимо, но он покинул вокзал.

5

После поездки на трамвае он, наконец, оказался у здания цирка. Уставший, голодный, с оттягивающей плечи скрипкой, да еще успел где-то на вокзале вывалять штанины брюк в грязи – жалкий у него был вид. Но как близко он к цели! Мечту выступать в цирке Коля лелеял целый месяц, а быть независимым хотел всю жизнь. И то, и другое должно воплотиться в одном деле. Главное теперь – как следует устроиться, стать в этом цирке своим, как он свой в их «музыкальной четверке». Где теперь ленинградские друзья, особенно Лина? Успела ли уехать до полной блокады?

Коля был уверен, что среди маленьких людей ему будет гораздо проще, чем среди больших, и он непременно найдет в цирке друзей. Не терпелось познакомиться с труппой и отправиться в плавание на теплоходе. Но предстояли разные формальности, которые требовалось уладить.

Хмурая тетенька в администрации цирка, прочитав его приглашение и проверив документы, взглянула подозрительно:

– Из Ленинграда прибыли? Город осажден фашистами, я слышала по радио.

– Я раньше успел, – вздохнул Коля.

– А родители что же? Там остались?

Ему хотелось вывалить накопившуюся усталость на любопытную, но ни в чем не повинную тетеньку. Объяснить ей, что он поругался с отцом, а потом отца арестовали. Что брат Петя бежал на фронт. Что мама осталась в блокадном Ленинграде вместе с Ириной, а они ненавидят друг друга. Но Коля уже понял, что не каждому человеку можно доверять. Некоторые люди способны внезапно украсть варежки, когда совсем не ожидаешь. Поэтому он просто красноречиво кивнул тетеньке и промолчал.

– Ну, добро пожаловать. Покажете коменданту, – протянула она листок пребывания. – Телеграф, если вдруг нужно, налево от выхода, сразу за углом.

Коля собирался уходить, как вдруг в кабинет влетел мужчина. Это был не человек, а вихрь. Из него бурлила неукротимая энергия. Длинные, закрученные на английский манер усы, выглаженный костюм с бабочкой, лакированные ботинки – он определенно не нуждался деньгах и всячески демонстрировал свою состоятельность.