Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей

Очень скоро боги и богини стали восприниматься греками как параллельная раса существ, превосходящих людей, но населяющих тот же самый мир. Богам были свойственны те же мотивы и эмоции, что и нам: любовь, страсть, зависть, жадность, сострадание и все прочие. Они отличались от нас только бессмертием и несравнимо большей силой. Боги во многом были увлечены собственными драматическими отношениями друг с другом, но, поскольку они обитали в той же вселенной, что и мы, – на самом деле мир был битком набит богами, – они неизбежно сталкивались с людьми. Боги представлялись настолько могущественными, а люди настолько ничтожными, что первые могли топтать вторых, как муравьев. И хотя небожителям, по большому счету, не было до смертных никакого дела, они причудливым образом влияли на человеческие драмы, подобно тому как дети для развлечения разыгрывают с куклами воображаемые истории.

Боги не были ни хорошими, ни плохими. Они были сложными личностями, как и мы. Боги не предписывали людям определенного правильного поведения – на самом деле это их совсем не заботило. Человек мог строить отношения с богом точно так же, как и с другим человеком, однако превосходство бога не подлежало сомнению, и всегда в их отношениях должен был присутствовать элемент поклонения. Иногда, а по правде говоря, довольно часто боги вступали в сексуальные отношения с людьми, плодом которых становились полубоги. Задабривая определенных богов, люди увеличивали вероятность того, что они проявят благосклонность, но без каких-либо гарантий: боги были не машинами, а своевольными существами, как и мы. Кроме того, людям следовало крайне внимательно следить за тем, чтобы не отдавать предпочтения одному богу в ущерб остальным, поскольку те были крайне обидчивы. Опять же, как и мы. В таких условиях никак не мог сложиться монотеизм, даже наоборот – его бы восприняли как кощунство.

Постулируя мироустройство, включающее и богов, и людей, греческий ключевой нарратив подразумевал существование структуры, которая была больше богов, и независимого от них мира. Именно в этом заключена основа светского мировоззрения, которое встречается и в религиозных убеждениях других цивилизаций. Да, люди должны предпринимать некоторые действия, чтобы получить помощь от того или иного божества, но в целом мы существуем сами по себе, а боги живут своей жизнью. Цари обретают власть не благодаря мандату, данному свыше, а потому, что они сильны и умны, то есть благодаря своим внутренним качествам. Высшей человеческой добродетелью у греков считалось превосходство – в любом деле. Превосходство поэта отличалось, скажем, от превосходства воина. Люди вынуждены были хорошо знать характер обидчивых богов, но, если они хотели выжить и добиться процветания, им приходилось также уделять внимание окружающему миру, общему для людей и богов.

Мир для греков был не просто драматическим действом, мир был драмой вполне определенного жанра. Этот жанр называется трагедией. Хоть высшей добродетелью считалось превосходство, слишком высокая степень превосходства оборачивалась самым страшным грехом: человек уподоблял себя богу. Греческий способ преодолевать превратности судьбы заключался в том, чтобы взять инициативу в свои руки, поставить перед собой великие цели и попытаться их достичь, помня, что все это не кончится ничем, поскольку люди не боги и не должны преступать определенную черту – а что может быть большим успехом, чем перейти эту черту? – в противном случае их сбросят вниз и испепелят. Стремление к борьбе и одновременное принятие неотвратимости судьбы – это был ключ к осмысленной и целеустремленной жизни. Там, где индуисты создавали ритуалы, чтобы дать людям представление о безвременности и отсутствии самости, греки создали ритуальные игры, чтобы достигать катарсиса, – они стремились не избежать страдания, а принять его как источник величия, который позволяет пережить трагедию под названием жизнь.

В декорациях светского язычества греческая философия возникла как система идей, существующая параллельно формирующимся на Востоке религиям. Греческих философов можно сравнивать с Конфуцием, Заратустрой, индийскими садху и иудейскими раввинами. Одним из первых философов был Фалес Милетский, он родился около 625 г. до н. э. – примерно в то же время, что и Конфуций. О нем мы знаем одну поразительную биографическую деталь: люди постоянно спрашивали его, почему он бедный, раз такой умный. Фалес заставил их замолчать, захватив рынок прессов для отжима оливкового масла и став богачом. Затем он вернулся к своим философским трудам. Подобно Заратустре и другим, Фалес, без сомнения, плавал в море идей, которые составляли ключевой нарратив современного ему общества. Его размышления резонировали в умах современников, поскольку они, безусловно, плавали в том же море.