Даже когда сформировались отдельные, отчетливо различимые «культурные моря», идеи все еще просачивались между ними туда-сюда через капилляры – такие как Дорога специй и Великий шелковый путь, – а также через промежуточные зоны, где разные миры накладывались друг на друга и созвездия идей сталкивались, перемешивались, обменивались своими элементами и порой давали начало совершенно новым концептуальным созвездиям.
9.
Когда миры перемешиваются
На протяжении тысячелетий человечество превращалось во все более взаимосвязанный организм, но этот процесс никогда не был стабильным и ровным, подобным перемешиванию сахара с песком. Он продвигался рывками, временами приостанавливался или надолго замирал, откатывался и снова делал скачок вперед. Социальные созвездия формировались, расширялись и в конечном итоге наслаивались друг на друга, и эти наслоения порождали трения, сумятицу и драмы до тех пор, пока достаточное количество идей из разных миров не переплеталось между собой и не формировало более связное целое – новый гештальт, куда входили одни идеи из разных миров и не входили другие, противоречащие новой реальности.
В научно-фантастическом романе «Больше, чем люди»[14]
(1953) Теодор Старджон объединил слова «сливаться» и «соединяться» и создал новый термин «слидиняться». Он использовал его для описания того, что произошло с шестью персонажами его истории – людьми с различными ментальными странностями, которые ссорились и ругались, пока не обнаружили, что являются взаимодополняющими частями единого нового организмаДавайте посмотрим, что происходило, например, в Римской империи. Историки часто описывают ее упадок и крушение как одни из поворотных событий в мировой истории. Этот период обычно датируют V в. н. э., когда варвары наносили Риму добивающие удары один за другим, пока очередной вождь не сверг последнего императора и не основал на исконно римских землях свое варварское королевство. Точная дата падения Рима зависит от того, какой именно удар считать смертельным, – это может быть и 410, и 455, и 476, и 492 год. Некоторые исследователи полагают, что Рим пал еще в 395 г., когда империя распалась на две части, а другие – что это случилось еще раньше, в 378 г., когда армия варваров впервые разгромила римлян в крупном сражении, в котором погиб сам император.
В XVIII в. английский историк Эдуард Гиббон назвал главной причиной «упадка и крушения» Римской империи не некое событие, а конкретную религию – христианство. Но в последние десятилетия в исторической науке начинает обретать плоть и кровь другое объяснение произошедшего.
Будучи республикой, Рим расширил свой контроль на побережье Восточного Средиземноморья, Малую Азию, на побережье Северной Африки, начиная от Египта и дальше, а также на северо-восток до реки Дунай, на северо-запад, включив всю территорию современной Франции, и на запад от нее вплоть до Атлантического океана. Эта масштабная экспансия почти полностью пришлась на период между 500 г. до н. э. и началом нашей эры.
Если сравнить государство с биологической клеткой, то его границы выполняют функцию мембраны. Они отделяют то, что внутри, от того, что снаружи. В самой клетке обменные процессы протекают гораздо легче и интенсивнее, чем между любыми соседними клетками. То же самое происходит и с информационными потоками внутри государства. Как только Рим завоевал Плодородный полумесяц, все нарративы, все системы верований последнего – от месопотамского политеизма до единого бога евреев и египетских божеств с головами животных – оказались внутри римского государства, влившись в многообразие других потоков, проходящих через этот греко-римский мир.
Одной из таких систем был иудаизм. Он разделял с другими месопотамскими культами идею племенного бога, в том числе непременное условие: «Мой бог лучше твоего».
Но только иудаизм сформулировал фундаментальную концепцию, что Бог может быть только один.
Когда населенная евреями территория оказалась внутри римского государства и вошла в общее информационное пространство, еврейские общины стали постоянно сталкиваться со светско-языческими идеями греко-римского мира. С другой стороны, идеи иудаизма также попали в общий имперский кровоток и распространились на другие земли, находящиеся под контролем Рима, в том числе на те, где до сих пор доминировал светско-языческий нарратив.