Цветик

Ребята ничего Альке не говорили, но мамка рассказала, что будучи на каникулах Вохмянин Валерику засветил в глаз - приличный синячище долго красовался на теперь уже постоянно опухшем лице бывшего другана. Алька прижала Петьку, тот нехотя сказал, что Валерик несколько раз подкатывал к ним: Васька его сразу послал, а ребята 'вежливо так, по-французски' полчаса поясняли где они его видели.

Вовик, приехавший на каникулы, был не в курсе всего, вот Валерик ему и поплакался, типа, Алька, бессовестная, он хотел после армии на ней жениться, а она его кинула - уже была с пузом, а подпив на Новый год, вспомнил старые обиды и наговорил ей не то, что надо. Вовик полетел к ребятам, наезжая на них, что ребята неправы, но когда ему объяснили и повторили Валериковы слова, он молчком сорвался и убежал. Вызвал Валерика на улицу и, не особо выбирая выражения, засветил тому в глаз.

-Рыцари вы мои, самые любимые, я, наверное, всю жизнь не устану вам в любви объясняться! - с повлажневшими глазами проговорила Алька.

-Мы тебя тоже любим, когда ты не вредничаешь и не лезешь с нравоучениями, мамки нас так не разгуливают, как ты. Моя Галина Васильевна, чуть что - выступает: "Петя, я ведь Але пожалуюсь..." А Пете двадцать два уже, штаны самостоятельно одеваю и на горшок тоже хожу.

Мишук с удовольствием ходил в садик, вставал без слез и нытья, в группе стал лидером, как сказала воспитательница. Она как-то незаметно изменилась, стала косо поглядывать на Альку... пока та не догадалась, что виной всему Петр Петрович собственной персоной.

Тот, хитрюга, положил глаз на воспитательницу и приладился забирать Мишука.

-Чё ты, Аль, я с работы по пути иду и заберу. Мне не сложно и мужику в радость, мы же с ним все горки-качели обходим...

-Ах ты, аферюга, слабо к воспитательнице самому подойти, вон, в кафешку пригласить?

-Да я бы с удовольствием, но вдруг не согласится? Знаешь, как-то мандражирую я.

-Блииин, ты ж недавно распинался, что совершенно взрослый?

На следующий день, забирая Мишука попозже, Алька проговорила:

-Елена Ивановна, вот, мой одноклашка, Петь... э-э... Пётр Петрович, давно мечтает вас в кафешку или кино пригласить, но побаивается, вдруг откажетесь?

Та вспыхнула:

-А как же Вы?

-А что я? Они, мои семеро одноклашек, нет теперь уже шесть, самые лучшие в мире друзья, я им как сестра. Да он сам Вам расскажет про наш дружный класс. Так, что, согласны? Он, вон, у калитки мается. Петь, иди уже сюда!

Динамик на вокзале как-то хрипло прокаркал:

-Скорый поезд номер восемьдесят девять 'Москва-Нижний Тагил прибывает на первый путь! - и встрепенулись трое мужчин лет за шестьдесят, что стояли недалеко от Альки с Мишуком и негромко переговаривались.

Из-за поворота показался поезд и Мишук запрыгал:

-Деда? Прравозик?

-Да, сынок!

Минька как-то за день стал четко говорить букву "Р", самому нравилось, и буква получалась замечательно-раскатистая - рррыба, ррама!

Поезд приблизился, и Алька с Мишуком и подбегающим Петькой пошли к пятому вагону.

Дед выходил из него задом, на спине висел чем-то набитый огромный рюкзак, а из вагона вслед за дедом, спускался молодой парняга, таща две большие корзины. Поставив их и пожав деду руку, полез обратно, а мужчины встречающие обнимали высокого крупного мужика, вышедшего из соседнего вагона.

Алька, наобнимавшись, ругалась на деда:

-Сдурел, куда столько надо было тащить? Корзины какие-то, да ещё и неподъемные, весу-то больше чем в самом!

Дед же, сняв свой "сидор", нацеловывал Миньку.

Тот изо всех силенок обнимал его:

-Деда прриехал!

- О, какой ты большой стал, постреленок! Скоро деда догонишь! А чаго ты, унучка, мене ругаешь, я ж у гости с пустыми руками не прийду?

Поезд уже отъехал, и стало слышно дедову непривычную речь. -Я жеж к унукам на усё лето приехав!

Высокий мужик, услышав дедово 'гуканье', как-то дернулся и, отдав встречающему зажженную сигарету,- Подержи-ка! - в два шага шагнул к деду, который, отпустив Миньку, собирался опять надевать свой сидор. Мужчина легко поднял на уровень своих глаз худенького, едва достигавшего ему до плеча, деда.

-Жив, курилка старый?

-Ну, жив! - не узнавая мужика, сказал дед, - а ты хто таков будешь?

Тот не отвечал, сглатывая что-то в горле, всмотрелся в дедово лицо и крепко прижал его к себе. Потом отпустил:

-Старый, а старый, дай твоего горлодеру-то, попробовать? - как-то не в тему произнес он.

Дед встрепенулся, начал внимательно вглядываться в него:

-Этта чаго делается? Этта ж... Ах ты ж пострелёнок, малолетний, желторотый, а ну хади отседа, мал ещё до моего горлодёру... Лешка? Лёшка, ТЫ?

-Я, старый, я! - Мужик опять облапил деда. - Вот это праздник у меня, у нас! Ай да старый, мы же сто раз тебя вспоминали, думали, что и не дожил ты!

-Не дождесся, малец! Колька? - дед опять начал обниматься уже с другим мужчиной, а оставшиеся двое дружно обняли их, так и стояли обнявшись несколько долгих минут.