Цветок пустыни

Думал ли Крис о том бедственном положении, в котором он оказался, или о том, что прошло слишком много времени для того, чтобы Дженни значила для него хоть что-нибудь? Лиз пробежала глазами по листкам письма — вычеркнутые слова, выразительные тире и все остальное.

— Это... это очень личное письмо о любви, — сказала она, — ты по-прежнему хочешь, чтобы я прочитала его тебе?

— Кто-то же должен его прочесть, я полагаю?.. Что? Письмо о чем? Откуда ты знаешь?

— Боже мой, Крис, я просмотрела его по диагонали. Это такое письмо, какое, я думаю, написала бы я сама человеку, которого давно и долго люблю.

— Когда ты говоришь, что любишь, то, как я всегда считал и считаю, это значит надолго, можно сказать, навсегда. Этот твой роман с Робином, он ничего не значит. Он унизил тебя. Но ведь у меня с Дженни все было совсем не так, верно?

— Я думаю, что да. Но, Крис, в любом случае воздержись от окончательных суждений. Слушай, что здесь написано.

Спустя пять минут или чуть больше в палате наступила тишина. Потом Крис сказал с удивлением:

— Они убедили ее, что я согласился, что до тех пор, пока она не достигнет совершеннолетия, мы не должны ни встречаться, ни переписываться! Это, конечно, ее мамаша. Отец у нее — хороший парень. Вернее сказать, был. Когда, по ее словам, он умер?

— В прошлом году.

Крис согласно кивнул:

— А после этого ее мамаша устроила эту инсценировку на тему: «Возможно, теперь ты и сама не захочешь покинуть меня!» Лиз, ну почему родители хотят, чтобы дети навеки оставались с ними?

— Отнюдь не все. Мне думается, лучшие из них просто хотят держать нас в узде, а мы обижаемся даже на это. Я знаю, что отец...

Но Крис не слушал ее.

— Но как, как она могла вообразить, что я уйду вот так, не сказав ни единого слова? Ведь я же надеялся услышать что-нибудь от нее. А в это время ее родители добились, чтобы она дала такое же обещание, какое, по их словам, дал я — то есть не поддерживать никаких контактов до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год. Лиз, но ведь мне не оставили даже такого выбора! Мне просто сказали, чтобы я не лез, куда не просят. А с тех пор, как она стала совершеннолетней, должно быть, это случилось один или два месяца назад, как мне теперь кажется, просто ждала, пока...

— Пока не написала тебе сама, потому что иначе поступить не могла, — осторожно вставила Лиз.

— Да. Послушай, Лиз, — тут Крис сделал паузу и с раздражением поправил свои темные очки, — черт бы побрал эти окуляры, как бы мне хотелось видеть твое лицо! То есть я хочу сказать, что все это значит для тебя? А для нас обоих? Нам-то вместе что делать в этом случае?

— А разве нам вместе нужно делать хоть что-нибудь, Крис?

— Но мы же хотели быть вместе. Я хотел быть с тобой. Но к чему это прошедшее время? Лиз, если предположить, что я не люблю тебя, тогда я вообще не знаю, что значит это слово. А тут снова появляется Дженни, и я не знаю, где кончается любовь к ней и начинается любовь к тебе! Помоги мне, я совершенно ничего не могу понять.

— Ты не можешь причинить мне никакой боли, Крис, поскольку я с самого начала знала, что во мне ты любил Дженни. Ну как мне это объяснить? Мне думается, ты влюбился в меня за мое сходство с ней. Я думаю, что твоя любовь к Дженни жива, как бы тебе ни хотелось думать, что это не так.

На это Крис ничего не ответил.

— Давно ли ты знаешь об этом, Лиз? — неожиданно спросил он.

— До настоящего времени я и сама совершенно не сознавала, что знаю. Но ведь это правда, ведь верно же? Так ты напишешь Дженни?

— Ты хочешь узнать, буду ли я диктовать ей ответ или нет, не так ли? Как по-твоему, мне сильно понравится подобное мероприятие?

— Знаю, что совсем не понравится. Но существует еще один способ послать ей ответ. Ты можешь послать ей телеграмму, а затем взять и поехать к ней.

— Поехать к ней? В таком-то виде? — Крис поднес руку к своим темным очкам. — И сделать ей предложение. Чего? Ты права, Лиз. Я никогда не прекращал любить Дженни. Однако не забывай, что она любит меня таким, каким помнит, и со всеми пятью органами чувств, а не как теперь — с четырьмя.

— Крис, да она же любит тебя! Об этом кричит каждая строчка ее письма. Ведь это она написала тебе, не так ли? Написала, как только освободилась от опеки своей матери и после того, как предоставила тебе достаточно большой срок, чтобы первым послать ей письмо, да? Она не пощадила свою гордость. Почему ты хочешь пощадить свою?

— Дело не в гордости.

— Твое будущее заключается в том, чтобы прислушаться к совету местных врачей и отправиться лечить свое зрение в Англию. Там тобой займутся лучшие специалисты мира. И, Крис, вот тебе несколько слов по секрету. В то время когда ты был настроен решительно против поездки в Англию, доктор Фремье в конфиденциальной беседе говорил Роберту Йейту, что он очень хотел бы обладать достаточной полнотой власти, чтобы заставить тебя отправиться туда, поскольку он убежден, что в Англии тебя вылечат. Так что, может, ты все-таки поедешь туда, как только тебя признают годным к перелету?

В ответ на это он сказал с покорностью: