Цветок пустыни

— Вы же сами понимаете, что, кроме нее, вам не с кем ехать, доктор.

— Да, но... — Наступила пауза, за которой последовал вопрос: — Она сейчас работает вместе с вами, а вы-то сможете обойтись без нее?

— Да, работает, да, смогу. Все малыши спят, и сейчас она готовит чай для нас двоих.

— Ну что же, ладно. Объясните ей, что мне требуется от нее, и направьте на больничный двор, чтобы она встречала меня там. Я позвоню ее отцу и скажу, что позже я доставлю ее домой живой и невредимой. Если меня в машине не будет, велите ей сесть в нее и ждать, пока я не подойду. И еще, сестра...

— Да?

— Позаботьтесь, чтобы она четко представляла, что от нее требуется, ладно? Скажите, что нас ждет работа, а не прогулка по пустыне с увеселительной целью, хорошо?

— Доктор, в этом нет никакой необходимости! Она доброе, благовоспитанное и скромное дитя.

— В этом я не сомневаюсь, — сухо сказал он. — Но поскольку в течение нескольких часов мне придется быть с нею наедине, возможно, ей потребуются заверения, что я тоже добрый, благовоспитанный и скромный.

— Мне бы не хотелось, доктор, чтобы в ее юную голову приходили какие-то фантазии!

— Хорошо, сестра. Скажите так, как сочтете нужным. Но у меня есть собственные основания желать, чтобы она знала, что это сугубо деловая поездка. Так что все равно скажите ей.

Хотя тактичная сестра Олавия изложила все сказанное Йейтом в более деликатной форме, все равно четверть часа спустя, когда они отправились в путь, Лиз все еще кипела от негодования.

Заводя машину, Роджер спросил ее:

— Вас проинформировали о нашем задании?

— Да. Лихорадка денге поразила поселение туарегов, в которое мы приезжали на праздник ахал. Вам поручили немедленно выехать туда, и вы взяли меня с собой, потому что незанятой и квалифицированной медицинской сестры для вас не нашлось.

— Верно, но не совсем. Да, это племя Тин Акелу, но они кочуют по другому маршруту. Это означает, что я не по той, а по другой дороге должен буду доехать до французского поста и там определить направление, по которому ехать дальше. Я даже не знаю, есть ли там дорога, пригодная для автомобиля.

— А как вы получили это известие? Что, кто-то из этого племени приехал в Тасгалу?

— Нет. Он доехал только до французского поста — там есть радиосвязь с Тасгалой, и gardien[7] передал сообщение. Похоже, что вспышка денге серьезно поразила племя, и мне придется осмотреть их всех. После этого на обратном пути я передам сведения о количестве больных, которых завтра нужно будет положить в больницу.

— А что я должна буду делать?

— Главным образом быть моим сопровождающим, когда я буду осматривать женское население племени. Вы умеете ставить градусники?

— Да.

— Что ж, неплохо. Вы сможете мне пригодиться. На какое-то время наступила тишина. Потом Роджер спросил:

— А сколько времени вы уже работаете у нас?

— Пять месяцев. Нет, почти шесть.

— Можно сказать, стали почти что ветераном пустыни. Что ж, tempora mutantur...[8]

— Полгода назад кто мог бы предугадать, что вам окажется по плечу работа, подобная этой.

— Вы мне льстите. Но я и правда получаю удовольствие от каждой минуты своей работы. — Сказав это, Лиз замолчала. А потом, говоря себе, что это он, а не она завела разговор на личные темы, добавила: — Вы были невысокого мнения обо мне, не правда ли, в тот день, когда мы летели сюда на самолете?

Было видно, что он задумался над вопросом.

— Что, у вас сложилось такое впечатление?

— Да. И вы думали, что я испорченная девчонка, что у меня нет чувства благодарности к отцу и что я веду себя вызывающе.

— Но вы же не скажете, что я поверил в те качества, которых вы не проявляли? Я думал, мы обсуждали тогдашнее положение Эндрю, и в вопросе о том, что можно сделать для него, вы поняли меня буквально с полуслова.

— Однако обозвали меня зловредной маленькой негодницей, и это в тот момент, когда мысль о том, что это вы подали мне такую идею, была просто невыносима для меня. Кажется, вы совершенно не понимали, что я винила саму себя за то, что сама не додумалась до этого.

— Прошу меня простить. Я беру назад свои слова об испорченной девчонке. Теперь они к вам больше не подходят и, возможно, вообще никогда не подходили. — Роджер повернул голову и посмотрел на нее. — Вы повзрослели за эти шесть месяцев, Лиз.

— Вы так считаете?

— Я бы сказал, что вы изменились почти до неузнаваемости. Например, какое большое дело вы сделали, окружив Эндрю заботой и вниманием, вы справляетесь с обязанностями санитарки в больнице, как я и надеялся, хотя и не мог быть уверенным, что вы на это способны.

Лиз вела проигрышную борьбу с радостным чувством, поднимавшимся в ней в результате его похвалы.

— Значит, вы думаете, что взрослым можно назвать лишь того, кто умеет должным образом противостоять возникающим трудностям? — спросила она.

— Нет, все гораздо сложнее. Но я всегда считал, что, когда вы перестали делать что-то из соображений показной храбрости и мобилизовали имеющуюся у вас твердость духа, это оказалось внешним признаком глубинных процессов, происходящих в вас.