Цветок среди кирпичей

От испуга Люба не могла ни то что шевелиться, слова сказать. Пахло алкоголем. Бензином. Машина то и дело виляла на дороге. Мужчины молчали. Их было трое. Двое ехало с ней, один за рулем. Сон? Кошмар? Нет. Ручка сумки с учебниками, которую она так и не выпустила слишком сильно впивалась в кожу. Во сне не больно. Только что происходит?

Дни, проведенные в страхе, показались каким-то одним сплошным днем. Старая двухэтажная дача. Доски давно рассохлись. Сквозь щели можно было видеть улицу, чувствовать ветер. А если прислонится к щели щекой, то почувствовать прохладу дождя. Эта прохлада оседала бризом на разгоряченном лице. Температура. Жар. Любе казалось, что ее медленно поджаривают на сковороде. Порой все это сменялось на холод. Она мерзла и не могла согреться. Кутаясь под курткой и лежа на дырявом матрасе, Люба пыталась согреть и ноги и тело. Но куртка была слишком короткой. Она дала себе слово, что если выберется отсюда живой, то будет носить только длинные пальто. И теплые. Пусть немодно, зато тепло. Будет тепло. Сейчас холодно.

А в книгах и фильма героине пытались бороться, пытались сбежать. Она оказалась плохой героиней. Испуганной и слабой. Ей бы не дали главную роль. Скорее роль побитой собаки. Именно так она себя и чувствовала. Хотелось выть и скулить. Но она молчала, прикусив губу. Порой до крови. Страшно. Холодно.

Они привезли ее на эту дачу и напоили водкой. Влили в нее полбутылки. Хотели изнасиловать и снять на камеру, чтоб кому-то показать. Но их план провалился. Когда на нее навалился какой-то мужик, в нос ударила вонь дезодоранта смешанного с потом. Ее и так мутило от алкоголя. От вони ее начало рвать. К этому похитители не были готовы. Запихнули на второй этаж и закрыли люк. Люба же упала на пол, чувствуя себя муторно. Сознание отключилось. Ее рвало еще несколько раз. Прямо на пол. Утром Люба проснулась от холода. Нашла ведро с водой, которое покрылось коркой льда. Пока она добралась до воды, то порезала руки. Смыть рвоту полностью не удалось. Но это уже мелочи. Хуже что еще и дни пришли. Пришлось майку тратить на них. И потянулись дни. К ней никто больше не поднимался. Она слышала голоса внизу. Порой играла музыка. О ней словно забыли. Нужно звать на помощь. Только в опустевшем садовом товариществе никого не было. Только ветер и дождь. Еще и уроды внизу. И чего они от нее хотели? Зачем? Она ведь никуда не лезла. Училась. Готовилась к экзаменам. И что теперь?

Вначале ее волновала, что они хотят с ней сделать, но потом стало безразлично. Температура путала сознание. Или оно так напугалось, что отказывалось работать? Интересно, а если она умрет здесь, то что они будут делать с трупом? В лесу закапают? И никто цветочка на могилу не положит. Обидно. Хотя ей должно быть без разницы.

А Стас? Он хороший. Она его любит. Он ей говорил это. Не скрывал, а она нет. Так нельзя. Надо жить, чтоб сказать эти слова. Надо поправиться. Надо прийти в себя. Нужно выжить. Жизнь — это хорошо. Только сейчас ей плохо.

Надо действовать. Она нашла разбитую трехлитровую банку. Когда-то в ней были закрыты огурцы, которые сейчас валялись рядом с банкой. Сморщенные и потерявшие свой вид. Они напоминали мумию в засохшей лужи рассола. Наверное банка здесь прозимовала. Из-за разницы температуры лопнула. Бедная забытая банка. Забытая дача. Забытая Люба. Но рано или поздно о ней вспомнят. Тогда придется показать зубы. Но она не умела кусаться. Не умела себя защитить. Стас советовал ей найти защитника. Того кто умеет кусаться. Интересно, а он умеет кусаться? Умеет. Хотя и не любит.

Осколок надо припрятать. Он может пригодиться. Вроде простое действие. Из одного конца комнаты доползти до другого и обратно. А сил ушло как будто она полдня на огороде провозилась. Хотелось есть. Чувство голода не покидало ее, заставляло сжиматься желудок. Вначале он недовольно рычал на нее, потом понял, что это бесполезно и еды не получит. Поэтому лишь периодически скулил. Ее не кормили. Правильно. Зачем ее кормить. Хорошо хоть воды дали. Хотя могли бы и одеяло еще дать.

Дожди закончились. Выглянуло холодное солнце. Оно осветило старую грязную комнату, прошлось по лучам Любы, заставляя ее жмуриться. Солнце и радо было бы ее согреть, но тепло ушло до лета. Осталась лишь иллюзия тепла. Слезы. Люба расплакалась. Держалась, держалась и расплакалась. Лучи ласково погладили ее по щеке и скрылись за хмурыми тучами. С тучами пришла пустота и безнадежность.

В снах все проще. Все живы и здоровы. Можно вновь почувствовать счастье. Бабушка, мама. Они что-то ей говорили, но Люба была так рада их видеть, что не запомнила слов. Потом видела маму Свету и Стаса. Слезы. Она плакала. Устала. Это ведь не для нее такая жизнь. Она к ней не готова, потому что не может кусаться. Это и пыталась во сне объяснить Стасу. Он ее поцеловал. Говорил, что она говорит глупости. Но разве это глупости?