Цветок Трех Миров

– Она и так послала неслабый отряд, – заметил Белдо.

– Большой, но вот неслабый ли? С Меркурием, с Улом, с Родионом, с Максом, с Суповной, со Штопочкой – он был бы всемеро сильнее. Но она не захотела бросить ШНыр и старую, почти выдохшуюся закладку. Охраняет развалины, как пес свою грошовую будку! Она привязана к месту, к памяти… Знаете, Дионисий, многие женщины при переезде вцепляются в старые кровати, в мебель, в какое-то тряпье и часто забывают документы и прочие важные вещи.

Гай замолчал. Серая машина медленно ехала по переулку. Водитель Гая сидел за рулем как истукан. Кресло же Арно вообще было пустым. Секретаря с собой не взяли.

Гай прижался лбом к стеклу.

– Да-а-а, – протянул он. – Меняется Москва… Я еще помню, когда здесь был лес… Тит Михайлов ставил силки на зайцев. Вам же известно, Дионисий, что по глубокому снегу зайцы передвигаются по тропам? И на этих тропах их подстерегают охотничьи ловушки. Забежит заяц в петлю – и согнутое дерево – раз! – взметнет его в воздух иногда за шею, но чаще за заднюю лапу или поперек туловища. Болтается заяц, верещит. А лисы тут как тут. Хитрые бестии! Через час ничего нет, только пятно крови на снегу.

– Что? Прямо внутри Садового кольца? – вежливо охнул Белдо.

– Конечно… Чуть ли не внутри Бульварного! Останови машину!

Водитель затормозил. Гай показал Белдо на длинный дом с пятнами горевших на нем окон.

– Это не то место, где были моровые захоронения? – спросил он. – Да, оно самое! Помню-помню! Свозили на подводах, сваливали в общие ямы, посыпали известью… Я видел это все сверху… Летел на черной гиеле с красными глазами… Меня, вообразите, принимали за ангела смерти! Восемь телег с наваленными на них мертвецами едут цепочкой. Небольшой промежуток – и еще телег шесть… И так день и ночь!

– Да, – подтвердил Белдо.

Он знал, что Гай способен рассказать историю любого центрального двора вплоть до каретного сарая, бывшего на нем триста лет назад. Как сарай превратился в торговые дворы, потом в деревянный дом купчихи Плешкиной, и как еще лет тридцать спустя участок достался Генриху Баху, доктору дворцового ведомства, и как умный немец выстроил доходный дом, стоящий и до сих пор.

– А посмотрите на этот дом! – продолжал Гай. – Элитное жилье! Одного автомобильного металлолома припарковано, наверное, на миллион долларов… А теперь спросите: кому в доме известно, что здесь, году этак в 1700-м, стояла пыточная башня, а рядом три низеньких строеньица… в которых жили заплечных дел мастера? Серьезные ребята, семейные. Уважали после работы навернуть щец. Ну да меньше знаешь – крепче спишь… И, кстати, тоже ведь на территории морового захоронения! Правда, здесь уже холерных хоронили… Чумные дальше, там теперь налоговая инспекция…

– Я же говорил! Круня потому здесь и поселилась, что место такое! Не выходит из своего подвала ни днем ни ночью! Эльбов из подземного хранилища тут слышно лучше, чем оркестр Большого театра, когда сидишь у оркестровой ямы, – прощебетал Белдо.

– Прекрасно! И мы послушаем! – сказал Гай, подавая знак водителю.

Серая машина тронулась. Тронулся и джип, стоявший сзади с потушенными фарами. Гай с его любящими ночь глазами не любил, когда его слепят. Чем ближе они подъезжали к месту, тем выше подпрыгивал Дионисий Тигранович, показывая дорогу.

– Как тут все заставлено!.. Через двор всего один шаг! Ну зачем же вы здесь поехали, уважаемый? Мой Птах бы моментально довез! – кудахтал он, укоризненно царапая ноготками плечо молчаливого водителя.

– Так подарите мне Птаха! – насмешливо предложил Гай.

Белдо перестал подпрыгивать. Личико у него приняло озабоченное выражение. Язычок высунулся и сразу спрятался.

– И Птах бы не довез! Такой ужасный двор, такой ужасный! – повторил он.

Наконец машины остановились, но не у красивого дома, пузатыми эркерами глядевшего в переулок, а у кривого бугристого домишки. У стены, прикрыв лицо козырьком ладони, нахохлилась какая-то личность в плащике, похожая на больную сову.

– Если будет просить псиос – давайте только через меня, – шепнул Белдо. – Все ее сиделки немного того… ну вы понимаете… других не отыскать… Вы же неосторожно можете выдать столько псиоса, что она умрет на месте… Круню одну не оставишь, а где искать новую сиделку ночью?

– Да, Дионисий. Через вас! – сказал Гай, прикидывая, сколько псиоса старичок оставит себе.

Дионисий Тигранович выскочил из машины и отодвинулся, пропуская Гая. Совиная личность увидела их и завозилась с замком. Дверь была деревянная, слоящаяся, разбухшая от влаги. Вниз шли ступеньки. Пахло раскисшим картоном. В воздухе висела теплая противная влага.

Совиная личность скользнула вперед, то и дело оглядываясь и кланяясь. Гай поморщился.

– Вы зарабатываете на Круне миллионы… сделайте же ремонт наконец, раз ее переселить отсюда нельзя! – сказал он Белдо.

– Не хочет… Сама не хочет! Я вам клянусь! – ответил Белдо, однако Гай ему не поверил.

Старичок был жаден той мелкой и пустячной жадностью, которая заставляет трястись за пятачок, зато большие деньги гноит и упускает, не умея их удержать.