Цветы на чердаке

Но теперь мы уже привыкли к этому отвратительному, грубому, легкомысленному равнодушию. К чему же так много слез, Крис, к чему так много?

– Кэти! – взорвался он, поворачивая свое залитое слезами лицо и глядя мне в глаза. – Почему ты не слушаешь и ничего не говоришь? Где твои уши? Ты слышала, что я сказал? Наш дедушка умер! Он умер почти год тому назад!

Может быть, я действительно плохо слушала, недостаточно внимательно. Может быть, я не расслышала оттого, что он был так потрясен. Наконец до меня дошло. Но если дедушка умер – это же потрясающе хорошая новость! Теперь мама получит наследство! Мы будем богаты! Она отопрет дверь и выпустит нас на свободу! Теперь нам вообще не надо никуда бежать.

Но вот нахлынули другие мысли, поток опустошающих вопросов. Мама не сказала нам о том, что ее отец умер. Ведь она знала, какими невыносимо долгими были для нас эти годы ожидания, почему же она держала нас в неведении, заставляя по-прежнему ждать? Почему? Сбитая с толку, смущенная, я не знала, что мне делать – радоваться или горевать. Странный паралич сковал мои чувства.

– Кэти, – зашептал Крис, хотя я не могла понять, почему он говорит шепотом. Кэрри все равно не услышит. Она в другом мире, недоступном для нас. Кэрри находилась между жизнью и смертью, с каждой минутой все больше приближаясь к Кори, ведь она ничего не ела, и ее оставляло желание жить, она не хотела жить без своей второй половинки. – Наша мама обманывала нас сознательно, Кэти! Ее отец умер, и несколько месяцев спустя его завещание было прочитано, но все равно она хранила молчание и оставляла нас здесь ждать и гнить. Девять месяцев назад мы все были бы на девять месяцев здоровее! Кори был бы сегодня жив, если бы мама выпустила нас отсюда в тот день, когда умер ее отец, или хотя бы в тот день, когда было прочитано завещание.

Сокрушенная, я падала в глубокий колодец предательства, который вырыла наша мама, чтобы утопить нас в нем. Я начала плакать.

– Прибереги слезы на будущее, – сказал Крис, хотя и сам плакал. – Ты еще не все слышала. Ты услышишь больше… гораздо больше и хуже.

– Больше?

Но что еще он мог мне сказать? Было доказано, что наша мама обманывала нас и лгала нам, она украла у нас юность и убила Кори в погоне за богатством, которое не собиралась делить со своими детьми, ведь она их больше не хотела и не любила. О, как хорошо она нам объяснила в тот вечер, когда научила нас этой коротенькой молитве, которую надо произносить, когда ты несчастлив! Наверное, она знала или догадывалась, как часто эта молитва нам пригодится, чем все это кончится и что

сделает из нее ее отец.

Я повалилась Крису на руки и прижалась к его груди.

– Не говори мне ничего больше! Я достаточно слышала… не заставляй меня ненавидеть ее еще сильнее!

– Ненавидеть… ты даже еще не начала как следует понимать, что такое ненависть. Но прежде чем я расскажу тебе остальное, имей в виду, что мы покинем этот дом, несмотря ни на что. Мы отправимся во Флориду, как и планировали. Мы будем жить в солнечном краю и устроим свою жизнь как можно лучше. Ни одной минуты мы не будем стыдиться того, какие мы и что мы сделали, потому что то, что произошло между нами, не идет ни в какое сравнение с тем, что сделала наша мама. Даже если ты умрешь прежде меня, я всегда буду помнить нашу жизнь здесь, наверху. Я всегда буду видеть, как мы танцевали на чердаке под этими бумажными цветами, ты такая грациозная, а я такой неуклюжий. Я всегда буду помнить запах этой пыли и гниющего дерева, запомню его, как запах роз и сладких духов, потому что без тебя мне будет пусто и одиноко. Это ты первая дала мне почувствовать, что такое любовь. Конечно, мы изменимся. Мы выбросим все, что есть в нас плохого, и сохраним все лучшее. Но сквозь огонь и воду мы пройдем вместе, крепко сплотившись, один за всех и все за одного. Мы вырастем, Кэти, физически, духовно и эмоционально. И не только это. Мы достигнем всех целей, которые мы поставили перед собой. Черт меня побери, если я не стану лучшим доктором, какого когда-либо знал этот мир, а по сравнению с тобой Павлова покажется неуклюжей деревенской девицей.

Я утомилась, слушая эти разговоры о любви и светлом будущем, когда мы все еще были за запертой дверью и сама смерть лежала рядом со мной, свернувшись, как ребенок в утробе матери, и руки ее даже во сне были сложены в молитвенном жесте.

– Хорошо, Крис, ты мне дал передышку. Теперь я готова ко всему. И спасибо за то, что ты все это сказал, и за то, что любишь меня. И я тебя никогда не разлюблю и всегда буду восхищаться тобой. – Я быстро поцеловала его в губы и попросила рассказывать дальше, нанести мне последний страшный удар. – Правда, Крис. Я знаю, ты должен сообщить мне нечто совершенно ужасное, так действуй. Поддерживай меня, как обещал, и я вынесу все, что ты мне скажешь.

Как молода я была. Никакого воображения и при этом такая самонадеянная смелость.

Конец и начало