Цветы в тумане: вглядываясь в Азию

Несопоставимость непредставима, но создает моменты жизненного аффекта. Она – самый ходовой товар на рынке виртуальных миров. Коммерциализованный быт – ослепительное, пленяющее зрелище, но настолько же ослепительное, насколько пустое и призрачное. В современном Пинъяо, превратившемся в торжище для туристов, эта истина победила окончательно и бесповоротно. И недаром самым приметным зданием в этом городе стал первый в Китае банк, который назывался «Жишэнчан» (что упрощенно можно перевести как «Восход»). Он появился в 1821 г., долгое время был одним из крупнейших кредитных учреждений Китая, но не пережил гибели старого режима. Его девиз, начертанный большими золотыми иероглифами на входе, возвещает о важности стихии денег, которая «проницает Поднебесную». Давний китайский идеал: так сила жизни проницает все существа даже без их ведома и подчиняет их непостижимому вселенскому ритму. Но мудрые умеют внимать этому ритму и, «проникнув в одно, проницают все» (и тун бай тун).

В архитектурном отношении банк имитирует планировку семейной усадьбы: другой модели жизненного пространства китайцы, по крайней мере на севере, не знали. Дворики с главным зданием напротив входа и двумя боковыми флигелями образуют бесконечно воспроизводящийся базовый модуль. Нагромождение стен и экранов разбивает пространство на все более мелкие функциональные единицы. Клиенты, дошедшие до начальников банка в самых дальних модулях, возвращались по боковому проходу, отгороженному высокой стеной от комнат для переговоров и бухгалтерии, так что клиенты, покидавшие банк, и его новые посетители не могли увидеть друг друга. Перед нами пространство не встреч «контрагентов», а внутреннего «проницания» по почти незаметному, заслоненному множеством деталей эллипсу. Оно ценно как раз уклонением от самого себя, в нем каждый ракурс самостоятелен, а постоянное соскальзывание образа в его нюансы воспитывает зоркость взгляда. Это пространство, как финансы, управляется тонким расчетом, ибо в нем мельчайшая деталь равновесома с целым. Трудно представить пространство более индивидуализированное, и китайцы – действительно крайние индивидуалисты в денежных делах: никому не доверяют, не дают взаймы, а, заняв денег, не торопятся их отдавать и т. д.

В городе теперь открыты для туристов с десяток музеев. Среди них есть даже «музей боевых искусств Пинъяо». Бродя среди его банальных картинок и фотографий, я наткнулся на надпись в псевдопримитивистской манере, которая, по-моему, выражает глубочайший смысл китайской мудрости:

«В пустоте нет пустоты; пустота недвойственна – вот подлинная пустота: тогда случается много чудес».

Итак, пустота, чтобы быть собой, должна себя опустошить и перейти в свою противоположность. Пустота и равна, и не равна себе. Она и разрыв между вещами, и общее в них. В ней ничего нет – и все есть. В ней поразительным образом сходятся два свойства бытия, о которых хочется сказать двумя простонародными выражениями:

«Раз – и нету!»

И: «Откуда что берется?»

Связь пустоты с ее собственной (неотличимой от нее!) инаковостью и есть сущность удара, в традиции боевых искусств совершенно справедливо именовавшегося «чудом», «утонченностью» бытия. Высший, абсолютный удар есть эффект без причины, «гром не из тучи». Он исходит из абсолютного покоя и самоотсутствия по ту сторону всего материального и даже духовного. Поистине, в жизни нет ничего, кроме удара и его безмерной мощи.

В окрестностях Пинъяо самая большая достопримечательность – усадьбы богатых купеческих кланов. Наиболее известны три из них: усадьбы семейств Цяо и Цюй (сейчас ее реставрируют) в соседнем уезде Ци на севере и усадьба клана Ван к югу от города. Все они построены в XVIII в. и демонстрируют «пышное увядание» Срединного царства. Не будет преувеличением сказать, что эти памятники – самый полный и совершенный продукт старого китайского быта.

Что больше всего поражает в них? Во-первых, полное господство внутреннего пространства: эти громадные жилые комплексы, обнесенные высокими стенами с мощными воротами и башнями, издали выглядят как крепости (чем они и были); внутри внешней ограды – нагромождение таких же глухих кирпичных стен, разделяющих жилища отдельных семей, переулки и вообще всякие пространства, имеющие какую-либо функциональную значимость. Жизнь по-китайски бывает только внутри, и чем она глубже и дальше от поверхности, тем ценнее и почетнее.