Цветы в тумане: вглядываясь в Азию

Во-вторых, эта китайская жизнь организована сообразно строгой иерархии, запечатленной уже в базовой ячейке усадьбы: двора отдельной семьи в форме буквы «П», где главный зал и ритуальный центр семейства, стоящий поперек центральной оси, предназначен для старшего поколения, а младшие члены семьи проживают в боковых флигелях. Пустой двор, он же «небесный колодец», в центре усадьбы чисто по-китайски является отсутствующим фокусом родовой жизни. Кухни располагаются на стыке главного и боковых зданий, и для разных поколений в них имеются отдельные входы. Старшинство в роду важнее государственного статуса. Так, в усадьбе рода Ван, которая состоит из двух комплексов, основанных родными братьями, ворота младшего брата не столь велики и беднее украшены несмотря на то, что он поднялся по служебной лестнице гораздо выше старшего брата.

Отмеченные принципы наглядно оформлены планировкой и зданиями усадеб. Но в них есть еще и скрытое, так сказать, феноменологическое измерение, которое диктует, что все самое внутреннее и сокровенное выражается в самом внешнем и очевидном, все сущее от культуры присутствует в природе и наоборот. Ведь родовая полнота жизни – не сущность или субстанция, а преображение через рассеивание, скольжение к своему пределу и на пределе всего. Речь идет, в сущности, о между-бытности, внеположенности себе как природе всех вещей. Свидетельство этому – сказочное богатство декорума усадьбы: решительно все поверхности жилого пространства покрыты затейливыми орнаментами и узорами, благопожелательными образами и надписями. Здесь плоскость сходится с глубиной, и мир преображен в собственный узор, радужную пустоту, которая, согласно законам орнаментального бытия, утверждает себя в самоустранении, выявляя творческую силу жизни. Речь не просто о выражении или отражении некой субстанции мира. Реальное здесь – момент наложения подобий, самоуподобления, взаимного отражения. Китайская жизнь – буквально театр теней (столь любимый китайцами). А равно и театр кукол, коль скоро кукла есть образ пустотелой жизни. Благочестивые надписи, повсюду преследующие обитателей усадьбы, напоминают о смыкании человеческого и природного миров, нравственного подвига и стихии «небесной работы»:

«Великое дао по-матерински обнимает все вещи.

В большом зале собираются все таланты».

«Внимая превращениям, чтим предков: взмывает с ветром птица пэн.

Опершись на горы, предстоим водам: крадется тигр, затаился дракон».

В этих парных надписях параллелизм человека и природы только подразумевается, подсказывается соположением фраз. Но нередко он ясно засвидетельствован самой лексикой изречений: китайцы видят в ландшафте «кости», «волосы», «вены», энергийные каналы и т. д. И наконец в отдельных случаях человеческий образ прямо отождествляется с «узорами земли». Но для традиции это последовательное прояснение преемственности человека и Неба в образах означает не совершенствование, а, напротив, деградацию, ведь речь идет об утрате тайны. В практике искусства получается проще и убедительнее. Китайский живописец пальцем рисует пейзажи так, что шероховатости его кожи становятся фактурой скал. А китайские резчики (хотя это не так часто бывает в Шаньси) шлифуют срезы мрамора так, что узоры на них становятся похожи на пейзажи с горами и туманами. В обоих случаях материальность вещей становится средством и средой творческих метаморфоз, телесный отпечаток выдает игру духовных сил.

Как везде, не обходится без ошеломительных надписей по-английски языке. На стене в людном проходе висит призыв к иностранцам: «Keep attention to public health». Его китайский вариант звучит прозаичнее и понятнее: «Аккуратно пользуйтесь общественным туалетом».

Масштаб большого клана уже предполагает особый макропорядок. Клан Ван, к примеру, разделялся на пять ветвей, эмблемами которых служили пять мировых стихий китайской космологии: Дерево, Вода, Земля, Огонь и Металл. Сетка центральной аллеи и трех поперечных улиц наглядно представляла иероглиф «ван» (что значит «правитель»). А общий вид усадьбы напоминал ее жителям дракона: та же центральная аллея – его туловище, поперечные улочки – лапы, каменные желоба вдоль улиц – чешуя, два колодца в передней части (один со сладкой, другой с горькой водой) – глаза. Существовала, конечно, и идея единства клана как союза людей разных сословий. Надпись на плите XVII века объявляет: «В семействе Ван из поколения в поколение нарождались знатоки канонов и истории, земледельцы упорно трудились на полях, ремесленники были искусны и изготавливали изящные вещи, а торговцы устремлялись за выгодой по озерам и морям и приобретали миллионные состояния».