Тучи сгущаются над Фэйр (СИ)

  Король еще смотрел на Акведук, возвышающийся далеко на востоке, за бронзовым колоссом, когда Икарий покинул комнату. Лицо Люция обдало сквозняком в тот миг, а от скрипа двери пробежали мурашки по коже. И тогда только взгляд короля из отрешенного сделался почти осознанным, а блаженная улыбка на лице сменилась растерянностью. Он закрыл окно и еще немного походил по комнате, оставшись наедине с собой. Недолго посидел за столом, рассматривая пустой лист бумаги и вертя в руках механическое перо. Он при этом понимал, что нужного сосредоточения теперь, после визита советника, никак не достичь, но по дурной привычке своей еще некоторое время неплодотворно пытался.

  Глава IV

  В обеденном зале как всегда многолюдно. Мелькают слуги, подливая вино в бокалы и разнося закуски. Болтают развалившиеся на стульях благородные, заблаговременно ослабив пояса. Множество лиц, королю неизвестных, терпеливо ожидают его прихода, не смея и притронуться к приборам без него. Когда же наконец король входит в зал, утомленные голодом взгляды присутствующих обращены к нему, и тогда, единственный раз в сутки, Люций в центре всего. Так ему кажется, и потому, входя в зал, король не смотрит на присутствующих, не желает видеть их лиц, ему неизвестных, голов, преисполненных требований, иначе зачем явились к нему, почему не обедают в привычном для себя кругу?

  Устраивать такие приемы, - очередная традиция королей Фэйр, одна из множества скучных, но обязательных церемоний. В определенный момент своего правления кто-то из прежних государей посчитал совершенно излишним выделять драгоценное королевское время на визиты прошений, которые для того только и существуют, чтобы отвлекать монарха от дел действительно важных, засоряя его ум вопросами ничтожными. Так была начата традиция званых обедов, существующая и по сей день. Сама идея званого обеда состоит в том, чтобы совместить в себе прием пищи и королевскую рутину.

  Церемония званого обеда, как и любая другая церемония, состоит из множества условностей, за соблюдением которых следит мрачный церемониймейстер, - старик Брут. Брут примечателен, прежде всего, чертами своей внешности, - очень уж сильно напоминает он стервятника. Плешивая голова, длинный нос и самый настоящий горб, всегда нагонявший страху на Люция в детстве. Все это непотребство теряется в мешкообразном одеянии, вышедшем из моды лет так сто назад. Горбом Брута любил пугать маленького принца Граций - его учитель танцев, известный пьяница и бедокур, которого отец его выкупил из долгового рабства под час одного из политических визитов за границу. Танцор отплатил отцу Люция тем, что сбежал потом с одной из фрейлин его матери.

  Плут закончил на каторге, фрейлина, опозоренная на всю страну и ничем, кроме красоты своей, непригодная, отработала остаток жизни путаной в порту Тайдвика, а старый Стервятник по-прежнему служит при дворе и в том еще одна странность церемониймейстера: он, кажется, совершенно не собирается на покой. Сколько Люций помнил Брута, столько Брут был стар. Стоял за спиной его отца и нашептывал, а теперь стоит за его спиной и иногда шепчет в ухо подсказки, жамкая своим беззубым ртом. В детстве Люцию всегда было интересно, что же церемониймейстер говорит отцу. Теперь, сидя на месте отца, он по-прежнему не знает, что Брут говорит, быть может, когда-то это и походило на человеческую речь, теперь разобрать его говор решительно невозможно. Зато со слухом и со зрением у старика все в полном порядке: стоит кому нарушить этикет, как мигом эта старая ветошь из соляного столпа превращается в фурию и тогда провинившемуся несдобровать.

  Брут первым встречает короля, когда тот входит в обеденный зал, но еще раньше Брута король видит трон, за которым старик стоит, и завесу бархатных штор. Всякий раз выходя в обеденный зал по особому коридору из внутренних покоев, Люций словно бы готовиться выйти на сцену и обычно это худший момент на повестке дня. Несмотря на богатую практику в музицировании на публику, без клавиш он чувствует себя неуверенно и не способен полноценно владеть собой. Одна из подруг матери, с которыми король вопреки своей воле в юношестве пересекался довольно часто, подсказала ему однажды способ оставаться уверенным на сцене: состоял способ в том, чтобы выбрать из множества лиц одно, приятное тебе, и представить, что только лишь с этим лицом ты ведешь беседу и ни с кем более. С той подругой мать вскоре разорвала общение и больше он ее не видел и не запомнил даже имени ее, а вот способ, подсказанный ею, запомнил, и прибегал к нему с тех пор при каждом выступлении.