-- Понятно. Вкратце, сюжет таков. Чимор присоединён к Тавантисуйю, и чтобы задобрить и богов, и инков, один из родичей казнённого правителя, поставленный на место предыдущего, принимает решение сделать такой подарок -- выбрать самую прекрасную девушку и послать её в Куско для жертвоприношения. Выбор падаёт на его собственную дочь, однако отец смиряется с судьбой. И не желает верить тем, кто ему говорит о запрете на человеческие жертвоприношения. "От самого лучшего никто не отказывается", -- говорит он -- "ни люди, ни боги". Ну девушка с церемониями доставляется в столицу правителю. Тот, выслушав посланцев, гневается, произносит речь, в которой грозит жесточайшими карами отцу, говорит, что заменит его на другого наместника, который любит детей и не убивает их. Но потом, смягчившись, всё-таки отсылает девушку с богатыми дарами обратно. К тому же в столице в неё влюбляется сын Первого Инки. И решает в тайне от отца тайно последовать за своей страстью. Ну а после того как девушка вернулась домой, отец всё-таки осуществляет задуманное, хотя послы ему говорят, что за жертвоприношение могут уничтожить весь народ и заменить его другим, который любит детей. Девушку замуровывают заживо в стене, однако её возлюбленный просовывает в крошечную оставленную маленькую щель трубочку, и кормит свою возлюбленную, тем самым спасая ей жизнь. Ну потом является сам Сапа Инка, гневно отчитывает отца-убийцу, грозит ему казнью, потом стену вскрывают, но девушка выходит оттуда хоть и бледная, но живая. Она просить пощадить её преступного отца, и Сапа Инка смягчается, удовлетворяет её просьбу, после чего соединяет руки влюблённых. Ну в конце все, даже преступный отец, счастливы, все поют и танцуют.
Отхлебнув чай, Долгий Путь продолжил:
-- Я всё-таки советую сходить при случае, очень красивая опера. Пусть даже я, взрослый человек, знаю, что в жизни всё не могло быть в точности так, как на сцене. Случай с посылкой жертвы в столицу действительно имел место, однако сам Сапа Инка был тогда слишком стар, чтобы путешествовать так быстро. Ну пусть в жизни дело уладили его посланцы... Велика ли разница! Да и то, что правитель-отец и сын по жизни не сильно ладили. Сына потом избрали на престол вопреки воле отца, случай был весьма спорный.
-- А отчего они не ладили? -- спросил Дэниэл, поневоле заинтересовавшись.
-- Отец больше опирался на людей физического труда, считая, что именно они опора государства. Нет, конечно, и при нём амаута были, и кормили их сытно. Но вот не доверяли им, контролировали их сильно, как казалось, излишне. Сын же предпочитал работников труда умственного. Пусть, мол, чем больше благоприятствуешь разным учёным и изобретателям, тем больше они полезных вещей наделают, и от этого всем будет хорошо. А контролировать людей излишне не надо, мало кто из них действительно вынашивает дурные замыслы.... Ну и жизнь показала, что он неправ был. До отцовых лет он не дожил, отравили его. Думал один из братьев на престол пролезть, да не получилось, дело вскрылось, и правителем стал его ещё не оперившийся сын.
Дэниэл не знал что сказать на это. Если правитель, покровительствующий учёным и изобретателям ещё как-то укладывался у него в голове, то правитель, ставивший во главу угла интересы простых работников, казался таким же абсурдом как жареный лёд. Впрочем, это же деспотия, а в деспотии бессмысленно искать логику. В конце концов Дэниэл сказал:
-- Всё это довольно интересно, однако это дела давно минувших дней, лучше поговорим о современности. Итак, какие товары внутри Тавантисуйю можно продать с наибольшей прибылью?
-- Боюсь что вы меня не вполне поймёте, но слово "прибыль" внутри нашей страны лишено смысла. Правильнее будет спросить, какие товары нам наиболее нужны.
-- Разве это не одно и то же?
-- Для нас -- нет. Думаю, во избежание дальнейших недоразумений я должен рассказать кое-что о нашей философии. Ведя торговлю, мы обязаны ею руководствоваться. Белому человеку очень трудно всё это понять, но я постараюсь изложить всё наиболее доступным языком. Вот представь себе, человек делает некую вещь, допустим, мебель, столы и стулья. За столами можно есть, можно писать. На стульях можно сидеть. То есть предметы обладают некоей полезностью, или, по-нашему, потребительской ценностью. Если человек сам сделал себе стол и стул, и сам ими пользуется, пока они не сломаются, то собственно никакой другой полезностью они не обладают. Или человек может вырастить для себя урожай кукурузы и сам его съесть. Ну или вырастить с семьёй, и с семьёй же съесть. Однако человеку трудно даже с семьёй произвести самому для себя всё необходимое. Да и удобнее сосредоточиться на производстве чего-то одного, того что лучше получается. Ведь тогда можно произвести больше.
-- Разумеется. Оттого и нужны мы, торговцы. Без нас никак.