Тучи сгущаются (СИ)

-- Не смей называть эту тварь моим отцом! Да я прибью тебя, ублюдок!

С этим словами он потянулся к моему горлу и чуть не задушил меня. Я попытался защититься, пнул его в солнечное сплетение, он сложился пополам и поневоле отпустил мою глотку. Надо было бежать и звать на помощь, но мне было так неловко оставлять его после своего пинка, оказавшегося куда более сильным, чем я рассчитывал. Я тогда до конца не осознал, что он покушался на мою жизнь, но мне было страшно его покалечить. Короче, я промешкал и Ветерок, очнувшись, принялся за дело по новой. Я уже и сам точно не помню, как именно мы сцепились и ему удалось переломить мне правую руку сразу в нескольких местах. В конце концов на шум сбежались соседи и охрана, которая разняла нас. И вот рука в лубке, я теперь калека, а Ветерку за покушение на мою жизнь добавили ещё десять лет.

Искренне преданный тебе, Инти, Уайна Куйн.

-- Так вот, -- сказал Асеро, -- Инти ужаснула как чёрствость юноши, так и то, что тот двадцать лет, считай всю жизнь, должен будет провести на каторге. Но меня в данном случае волнует другое. Допустим, Уайна Куйн мог не знать о болезни Инти и потому описать случившееся во всех подробностях, однако те, кто передавал это письмо, не могли не знать об этом. И тем не менее письмо передали! Я вот думаю, не может ли кто-либо специально попытаться Инти таким образом добить? Вот что, Золотой Подсолнух, всё равно ведь тебе по делу Шпината придётся обращаться к Горному Ветру, изложи тогда и мои соображения на этот счёт.

-- Разумеется, государь. И я так понимаю, что чем быстрее я отправлюсь, тем лучше. Только я хотел бы попрощаться с Инти.

-- Хорошо, только о делах с ним не говори.

В то время, когда потрясённый Золотой Подсолнух скакал обратно в Куско, Инти шептал сидевшему возле его постели Асеро:

-- Как же это так, зачем он это? Ведь ещё на десять лет каторги себя обрёк и невинного человека искалечил. А меня при этом считает жирной сволочью.... Ну почему так?

-- У него характер в деда. Сам небось помнишь, что старик всё делил на чистое и нечистое, правильное и неправильное. Без полутонов. Потому что на чистом не должно быть ни пятна, ни порока. Но ведь человек не водопровод, который или исправен, или неисправен. А Ветерок в его положении должен или себя считать неправым, а всех остальных -- правыми, или наоборот. Но счесть себя неправым ему не позволяет гордость. Которая у него тоже от деда. А кроме того, ему просто удобнее

считать себя правым, а нас -- жирными сволочами. Не вини себя, ты ни в чём не виноват.

Прибывший лекарь по имени Долг-и-Честь сказал, что как минимум ещё месяц необходим полный покой и постельный режим.

-- Скажи мне одно, мои дела совсем безнадёжны? -- спросил Инти лекаря, когда они остались наедине, -- я знаю, что на такой вопрос вы обычно избегаете отвечать утвердительно, но... ты не можешь не понимать, что ложь может больно ударить по нашему государству?

-- Не беспокойся, я специально назвал как можно больший срок. Я же понимаю, что они хотели добить тебя этим письмом.

-- Но кто? Его автор? Нет, он не такой человек, он не мог... Да и о моей болезни он не знал.

-- А ты уверен, что это письмо именно Уайна Куйн написал? Почерком левой руки мог написать кто угодно.

-- Но ведь и стиль его.

-- Допустим. Но всё равно меня смущает одна деталь. Ведь это твои люди левой рукой писать привычны. А тот юноша до того едва ли развивал в себе этот навык. Я бы на его месте подождал бы, чтобы скорее зажила правая.

-- Но если он на это не надеется, раз у него там всё так плохо?Перелом в нескольких местах может и в самом деле превратить его в калеку...

-- А вот это ещё более подозрительно. Я так понимаю, Ветерок не богатырь, а Уайна Куйн мраморной болезнью не страдает, иначе кто бы его на лесоповал отправил? Конечно, бывают просто неудачные случаи, но тут маловероятно. Слишком многие интересуются твоим здоровьем, Инти... Иными словами я думаю так: в общих чертах там случилось то, что было описано, но при этом писал не Уайна Куйн, писали за него.