Туманы Авалона

– Избегай сказать лишнего, – очень тихо промолвил мерлин, – ибо воистину слова наши рождают тени того, что будет, и, произнося их, мы заставляем чаемое сбыться, король мой.

Они вышли на солнечный свет, Моргейна заморгала, покачнулась – Кевин поддержал ее, не давая упасть:

– Тебе недужится, госпожа?

Девушка досадливо покачала головой, усилием воли разгоняя пелену, застлавшую глаза. Артур встревоженно оглянулся на нее. Но здесь, в ярком солнечном свете, мысли его тут же обратились к делам насущным.

– Мне предстоит короноваться в Гластонбери, на острове Монахов. Вольна ли ты покидать Авалон, Владычица, будешь ли ты там?

Вивиана улыбнулась юноше:

– Думается мне, что нет. Но с тобой поедет мерлин. И Моргейна тоже полюбуется на коронацию, если ты того желаешь и желает она, – добавила Вивиана, и девушка подивилась про себя словам Владычицы. Отчего она улыбается? – Моргейна, дитя мое, не поедешь ли ты с ними в ладье?

Моргейна поклонилась. Она встала на носу, ладья стронулась с места, унося с собою лишь Артура и мерлина; по мере того как берег приближался, девушка разглядела у кромки воды нескольких вооруженных воинов. Задрапированная черной тканью ладья Авалона внезапно возникла из туманов, и в глазах ожидающих отразилось благоговейное изумление; одного из всадников девушка тут же узнала. Ланселет ничуть не изменился с того памятного дня двухгодичной давности; разве что стал еще выше, еще красивее; богато разодетый в темно-красные ткани, он держал в руках меч и щит.

Ланселет поклонился, он тоже узнал девушку.

– Кузина, – промолвил он.

– Ты уже знаком с моей сестрой, леди Моргейной, герцогиней Корнуольской и жрицей Авалона, – промолвил Артур. – Моргейна, это мой самый дорогой друг, наш кузен.

– Мы и впрямь встречались. – Ланселет склонился к ее руке, и опять, сквозь пугающую дурноту, Моргейна испытала приступ острой тоски и желания, от которых ей вовеки не избавиться.

«Он и я были предназначены друг для друга, надо мне было в тот день набраться храбрости, пусть это и означало нарушить обет…» В глазах гостя читалось, что и он помнит тот день, – как нежно коснулся он ее руки!

Моргейна вздохнула, подняла взгляд, ее представили остальным.

– Мой приемный брат Кэй, – промолвил Артур. Дюжий, темноволосый Кэй – римлянин до мозга костей – обращался к Артуру с врожденной почтительностью и любовью, от взгляда девушки это не укрылось. Итак, у Артура есть по меньшей мере два могучих вождя, способных встать во главе войска. Затем представили и остальных: Бедуир, Лукан и Балин. Услышав это имя, Моргейна и мерлин удивленно вскинули глаза: то был приемный брат старшего сына Вивианы, Балана. Светловолосый, широкоплечий Балин изрядно пообносился, но двигался не менее грациозно, чем Ланселет. Платье его превратилось в лохмотья, но оружие и доспех ослепляли блеском, содержались они в образцовом порядке, и, по всему судя, пользовались ими часто.

Моргейна охотно предоставила Артура его рыцарям, но сперва он церемонно поднес руку девушки к губам.

– Приезжай на мою коронацию, если сможешь, сестра, – промолвил он.

Глава 19

Несколько дней спустя Моргейна в сопровождении нескольких человек с Авалона отправилась на коронацию Артура. Ни разу за все годы, проведенные на Авалоне, – если не считать тех нескольких мгновений, когда она раздвинула туманы, чтобы позволить Гвенвифар вновь отыскать свой монастырь, – девушка не ступала на землю острова Монахов, Инис Витрин, Стеклянного острова. Ей казалось, что солнце здесь жгучее и резкое, – как непохоже оно на мягкий, сумеречный солнечный свет Авалона! Девушке пришлось напомнить себе, что для большинства жителей Британии именно это реальный мир, а земля Авалона – лишь колдовская греза, что-то вроде королевства фэйри. Для нее настоящим и реальным был лишь Авалон и ничто больше; а здешний остров – неприятный сон, от которого в силу неведомых причин она никак не пробудится.

Повсюду на лугу перед церковью, словно диковинные грибы, выросли разноцветные шатры. Моргейне казалось, что церковные колокола трезвонят день и ночь, час за часом, не умолкая, этот нестройный резкий звук действовал ей на нервы. Артур поприветствовал сестру, и впервые перед нею предстал Экторий, достойный рыцарь и воин, воспитавший Артура, и его жена Флавилла.