Туманы Авелина. Колыбель Ньютона (СИ)

— Спасибо, — крикнула женщина в ответ и махнула рукой, — тут недалеко, я добегу.

— Да бросьте вы, — Альберт потянулся к ручке пассажирской двери левой рукой, правой освобождая сидение от бумаг и книг. — Я же вас не съем. Посмотрите, какой сильный ветер! Поверьте, в такую погоду вам безопаснее будет в моей машине, чем на улице.

Мика собиралась было что-то ответить, но тут раздался такой сильный и раскатистый гром, что, ойкнув, она запрыгнула в салон автомобиля без возражений. Первый раз в жизни гроза показалась Альберту настоящей удачей.

Действительно, Мика жила близко. Прощаясь, Лаккара попросил номер её телефона — и вот сейчас сидит с ней в этом ресторанчике и вместо того, чтобы расточать женщине комплименты, рассуждает о войне, закончившейся десять лет назад.

Альберт всё же не мог остановиться. Он склонился к Мике и громким шёпотом заговорщически-театрально продолжил:

— Мика, они называют убийство Уэллса преступлением. Они не хотят вспоминать те злодеяния, которые совершались с его одобрения, часто — по его прямому распоряжению!

— Альберт, это был ужасный акт. Война есть война, и, справедливости ради, давайте вспомним, с чего она началась...

Альберт откинулся на спинку стула. Вытащил зажигалку из кармана, принялся крутить её в пальцах. Ему страшно хотелось курить: старая привычка вернулась после развода.

Жена ушла от него полтора года назад, хотя разлад в их семье начался практически сразу после свадьбы. Альберту хотелось думать, что она не виновата. Нелегко прожить годы в постоянном страхе.

Сейчас Альберт готов был признаться себе, что поторопился с браком. Тогда, измученный ночными кошмарами, он думал, что в паре ему станет легче. Женщина, дремлющая на плече, казалась ангелом-хранителем, чьи вздрагивающие ресницы были способны отогнать страшные сны. Но на деле оказалось, что он всего лишь пригласил другого человека в свой персональный ад.

— Вы говорите таким тоном, Мика, словно жалеете этого мерзавца. Я как юрист могу согласиться, если вы скажете, что было совершено преступление, и какими бы злодействами этот человек ни отяжелил свою душу, всё же его следовало бы судить по закону. Но как аппийец, как патриот, я думаю, что он получил по заслугам. К тому же, пуля пресекла дальнейшие беззакония...

— Пуля не пощадила и его жену, и что-то подсказывает мне, что, будь с ними в этот момент и их дочка... — Мика попыталась робко возразить, но он её не слушал.

— Бравые воины Федерации с его согласия не гнушались в Аппайях никакими методами, — Альберт, казалось, не видел её подавленного состояния. — Вам нужны конкретные примеры, дорогая? Вы будете смеяться, но даже война должна вестись по определённым законам, а что творили федералы на нашей земле? Вам напомнить об участи Лавалтьера?

— Уэллс был героем Федерации...

— Он не был ни героем, ни злодеем. Он нарушал закон — то есть был военным преступником. К сожалению, даже при сегодняшнем либеральном правительстве, которое пытается установить с Аппайями перемирие, восстановление справедливости законными методами невозможно. Потому что есть закон, Мика, и есть реальность. И в этой реальности Майкл Уэллс, как вы верно заметили, герой Федерации. Любая попытка рассказать о его преступлениях в Оресте или где-то ещё на севере никем не будет встречена с восторгом. А правительство — если оно хочет оставаться у руля какое-то время — не будет раздражать обывателя.

Мика попыталась сменить тему:

— Вы воевали, Альберт?

Он кивнул:

— Не на стороне Федерации, конечно же. Я защищал свою землю. Но вы, Мика, во время войны, вероятно, были ещё очень молоды.

— Я жила в небольшом городке почти у самой границы. Опасные горные тропки в той местности были практически непроходимы для военных частей, все боевые действия нас почти не коснулись. Можно сказать, что сама война нас не коснулась. В городе были и те, кто поддерживал идею независимости, и те, кто предпочел, чтобы Аппайи оставались в составе Федерации, и те, кого устраивал любой исход. Мы все прекрасно уживались друг с другом.

— Город пацифистов?

— Что-то в этом роде. Там были в основном пожилые люди. Жизнь в тех местах в престарелом возрасте требует политической терпимости к соседу, если ты хочешь без проблем пережить зиму.

— Но вы — аппийка, Мика, вы не можете оставаться равнодушной к тем несправедливостям, которые выпали на долю нашего народа. И всё же, вы не остались в своих горах, перебрались в столицу, воспользовались всеми возможностями, которые предоставил вам большой и богатый город, столица...

— Как и вы, Альберт. Странный у нас получается разговор — вы меня упрекаете?

— Меня здесь держит моя работа, моё дело. Как только решу, что моя миссия в Оресте закончена, я вернусь домой. И нет, я вас не упрекаю, дорогая моя, я всего лишь хочу вас лучше понять.

— Знаете что, давайте прекратим этот разговор. Какой-то он слишком мрачный получается для пятничного вечера. Здесь правила хорошего тона диктуют ограничиваться беседами о погоде, музыке и искусстве.