Тургеневская барышня бальзаковского возраста

Да к черту все романы и всех героев! Мы – не они.

И даже потом, как я думала, неловкости не было. Может, она придет позже, но сейчас мне понравилось, когда Григорий Александрович поцеловал меня в висок, после того как я только хотела отдаться самобичеванию, как он провел рукой по волосам, с каким-то трепетом.

Я не совру, если скажу: это лучшее, что было со мной.

Это не просто секс – это что-то большее.

Но я не придумала ничего лучше, чем сказать:

– Нам надо одеться.

Все-таки… Как хорошо бы мне ни было, стоит помнить, что в любую минуту мы можем оказаться в квартире не одни.

– Альтруистка, – услышала я в самое ухо.

Да, может, и так.

И он такой же. Он не эгоист, он думает о своем ребенке, как и я. Но при этом я влюбилась.

ГЛАВА 22

Как гласила, если верить легендам, надпись на кольце царя Соломона: «Все пройдет». Вроде еще и с внутренней стороны было написано: «Пройдет и это».

А так хотелось остановить момент, но почему-то время как будто замедляется, только когда тебе плохо. Когда хорошо, оно летит слишком быстро. И сейчас я не могла ничего сделать против него. Вечер пролетел как минута, и когда я посмотрела на часы, показывавшие почти час ночи, спешно начала собираться домой.

Григорий Александрович не возражал. Черт, пора бы уже отвыкнуть его так называть. Тем более мысленно. Но мне невероятно нравилось это сочетание имени и отчества.

– Я тебя отвезу, – сказал он, но не торопился подниматься с кровати.

А мне было чертовски неудобно одеваться под его взглядом. Надо было свет не включать, хватило бы и торшера, чтобы найти одежду на полу. И это странное ощущение возникло только сейчас – весь вечер я, наверное, пребывала во власти гормонов и не могла думать рационально.

Грациозно я, конечно, одеться не могла. Спиной ощущая пристальный взгляд, еще больше путалась в джинсах, тряся начинающим появляться целлюлитом. Боже, что за глупые мысли в моей голове? Ой, а еще вчера на спине что-то болезненное выскочило. Наверное, прыщ. Главное, чтобы не фурункул. Я опять о чем-то не о том думаю.

Не думала, что когда-нибудь отнесу себя к категории женщин, с которыми после секса даже и поговорить не о чем. Смогла выдавить из себя только тихое:

– Спасибо.

– Лола, в чем сейчас дело? Все же было нормально.

– Все хорошо, – постаралась я говорить непринужденно, но так и не повернулась.

Григорий Александрович не стал давить. Как будто понял, что не стоит. Эйфория прошла, и теперь мне надо переварить все случившееся.

Все-таки я, кажется, ошиблась. Влюбленность становится с возрастом другой, но не тогда, когда думаешь другими частями тела, а не мозгом. И все бесшабашно, страстно, умопомрачительно. И от этого немного… страшно. Ну, куда же я без сомнений и метаний?

Через десять минут мы вышли из подъезда. Немного морозит, но приятно. Освежает, студит, бодрит. И совсем на улице тихо и пустынно. Я бы даже с удовольствием прогулялась, но уже поздно. А невыспавшийся учитель иногда хуже вахтерши в студенческой общаге.

Григорий Александрович закурил, опершись на капот, а я продолжала смотреть по сторонам, наслаждаясь весенней ночью.

– Едем?

– Едем, – ответила я и пошла к пассажирской двери.

В машине Григорий Александрович нашел мою ладонь, пока я пристегивала ремень безопасности, и сказал:

– Лола, только не закрывайся от меня. Пожалуйста. Я и так тебя не разгадал еще до конца.

Это было трогательно. Даже глаза начали пощипывать.

– А может, во мне и нет никакой загадки?

– Есть, и даже не одна.

И какие во мне могут быть загадки? Обычная учительница, пусть и со странным именем, обычная жизнь, иногда разбавленная лирикой (уж не знаю, качественной или нет), обычный ритм «работа-дом», по выходным – друзья и редкие поездки домой. Все пресно и банально.

Когда мы остановились возле моего подъезда, Григорий Александрович повернулся ко мне вполоборота:

– Мне завтра надо уехать на пару дней. Я бы предложил поехать со мной, но ты ведь не согласишься.

Я отрицательно покачала головой.

– У меня же работа.

– Так я и думал, – улыбнулся он. – В пятницу, думаю, вернусь. В соседнем городе какой-то предприниматель хочет отреставрировать старое здание и нуждается в оценке и помощи.

– А ты и таким занимаешься? – заинтересовалась я.

– Большую часть времени я занимаюсь документами и читаю горы книг, собирая по крупицам информацию. Но сейчас отчетность надо будет переложить на моего аспиранта, потому что с наступлением весны и где-то до конца октября у меня много разъездов. А когда с началом практики на раскопки, особенно в какие-нибудь места без инфраструктуры, приезжают студенты, то становится точно не до бумажек. Ты должна как-нибудь съездить со мной.

– Я? С тобой на раскопки? – удивленно воскликнула я, наконец-то тоже повернувшись к Григорию Александровичу.

– А почему нет? Летом Герман часто ездит со мной.

Он говорил это так обыденно, как будто предлагал мне поужинать в ближайшем ресторане. Можно было подумать, что он в порыве эмоций забыл о существовании ребенка, учительницей которого я являюсь. Но в разговоре упомянул и сына. И что? Вместе поедем? Более глупой ситуации не представляю.