Туркестан

В последнее время среди туземцев появились очень богатые люди, даже миллионеры. Связано это с распространением хлопководства. Ведь раньше хлопок выращивали для своих нужд без особой выгоды. Для сарта хлопок был, что рогожка для русского крестьянина; из него делали лишь примитивную ткань мату. Вот когда белым волокном заинтересовались мануфактуристы, тогда начался ажиотаж. Хлопковое дело теперь требует кредитования, а последнее возможно только под залог земли. В результате некоторые ловкачи стали собственниками тысяч десятин. Эту землю они сдают арендаторам-чайрикорам, а те уже нанимают поденщиков-мардикоров. Новые богачи – баи – делаются влиятельнее самих религиозных вождей! Недавно они стали получать письма из Турции. Там говорится, что всем мусульманам надо объединиться в Халифат под властью турецкого султана, вождя правоверных. Русская администрация относится к таким слухам очень нервно. До сих пор она боролась против духовенства, мутящего народ. Не хватало еще, чтобы сюда вмешались и баи с их капиталами…

Преступность в туземном Ташкенте имеет свою специфику. Домовых краж почти нет, потому как залезть к сарту в дом невозможно. Есть кражи на рынке, и очень часты торговые мошенничества. Случаются кровавые ссоры между бачабазами из-за мальчика. Кроме того, уголовную статистику подпитывают бывшие бачи. Вышедшие из юного возраста, они делаются неинтересны своим содержателям. А привычка к легкой жизни уже сложилась. И ребята пускаются во все тяжкие, вплоть до уличных грабежей. Конкуренцию им создают кукнари – наркоманы. Среди туземцев очень развито курение наши[43] и опия. Когда болезнь захватывает волю человека, он готов на все…

Кроме того, в Ташкенте всегда много приезжих. В городе 45 караван-сараев, которые являются для азиатцев в том числе и гостиницами. Помимо них, в каждой мечети всегда кто-то ночует. Ну а опустившиеся люди живут на кладбищах. Многие из них по ночам выходят на охоту.

До 1892 года борьбой с преступностью в старом городе занималась туземная полиция во главе со старшим аксакалом. Холерное восстание убедило власти, что это надо менять. Старшего аксакала вообще упразднили, а городским аксакалам оставили сбор налогов, недоимок и мелкие взыскания. Были созданы должности полицмейстера туземной части и двух приставов с помощниками.

Штаты наружной полиции насчитывают 76 человек, из которых 28 конных и 48 пеших городовых. Старшие пешие получают в год жалованья 300 рублей, младшие – 168; старшие конные – 264 рубля, младшие конные – 230 рублей 60 копеек. Особой платы на содержание лошадей не отпускается. Вот и все силы охраны правопорядка в городе с населением больше ста тысяч человек. Что они могут сделать? Кроме того, есть незримая черта между, например, капитаном Скобеевым и городовым Шалтай-Батыром. И обусловлена она отнюдь не разницей их служебного положения. В туземном Ташкенте 43 000 домов, 1262 улицы и переулка, а общая длина этих улиц составляет 1200 верст! Огромный, закрытый от русского внимания город. Население враждебно к захватчикам, хоть и вынуждено с ними сотрудничать. Поэтому Шалтай-Батыр скажет начальнику лишь то, что ему разрешат сообщить аксакалы. Как на самом деле течет жизнь за высокими желтыми стенами, власть никогда не знала. И никогда не узнает.

Глава 6. Бывшие лесопромышленники начинают

– Итак, господа, каков наш первый шаг? – спросил Скобеев, завершив свою лекцию.

– Допрос Абнизова, – тут же ответил Титус.

Полицмейстер довольно улыбнулся:

– Так я и знал! Он в соседней комнате. Позвать?

– Зовите.

Вошел белобрысый крепыш. Выглядел он неважно: на лице ссадины, вид подавленный.

– Садись, – кивнул на табурет Лыков. – Как тебя по метрике?

– Иван Макаров Абнизов.

– И где такие богатыри родятся?

– Да вы, ваше благородие…

Алексей остановил его жестом и поднял вверх указательный палец.

– Виноват, ваше высокоблагородие! Вы этих местов не знаете.

– А все-таки?

– На Кундале-реке.

– В Варнавинском уезде которая?

– Точно! Нешто слыхали?

– Не только слыхал, а у меня лесная дача в тех местах!

– Это где же?

– На том берегу Ветлуги, у впадения в нее Лапшанги.

– Нефедьевка, штоль?

– Она.

– Вот и земляка встретил… – растерянно сообщил арестант двум другим господам.

Но Лыков мгновенно сменил тон. Он нахмурился, сделал суровое лицо и процедил сквозь зубы:

– На кой черт нужен мне земляк-убийца? Неужто ты, Абнизов, такая сволочь? Туземцы русского человека режут, а ты на стреме стоишь. Тьфу!

– Так жизнь моя сложилась, ваше высокоблагородие… Знаю свой грех. Кисмет! Судьба. Разрешите, значитца, покаяться.

– Каяться перед батюшкой будешь, а я сыщик. Давай все по порядку: как стал дезертиром, как убежал, где шлялся, чем занимался. Подробно.

– Ага. Значитца, так. Призвали меня в Костроме, в восемьдесят девятом году. И попал я сюда, в Первый Туркестанский резервный батальон. Ну и… ружья мы с товарищами украли.

Лыков недоуменно покосился на капитана. Тот кивнул:

– Увы, Алексей Николаевич, это старая болезнь туркестанских войск. Солдаты крадут собственное оружие.

– Но зачем, Иван Осипович?