Туркестан

– Вы нас наняли, так уж и письменную часть поручите. Яков Францевич этих актов дознания составил – сто тыщ!

Скобеев охотно согласился, и допрос продолжился.

– Где вы прятались все это время?

– По разным местам. Я сначала отдельно обретался. Земляков сыскал. Тут-то меня дважды чуть не поймали, да я отмахнулся… Потом курбаши запретил. Сказал: будь с нами, так спокойнее. Ну… Последний месяц жили на постоялом дворе Наклёвкина, в конце Новой улицы.

– Что за двор такой? – насторожился Иван Осипович.

– Притон. А сам Наклёвкин никакой не купец, а беглый каторжник с Нерчинска.

– Ваши, конечно, оттуда уже ушли? – констатировал Титус.

– Надо полагать, – кивнул Абнизов. – Раз мы с Еганберды не вернулись, значитца, попались. Не будет же курбаши ждать, пока вы за ним туда придете.

– И куда они могли перепрятаться?

– Уж наверное выбрали такое место, какого я не сумею выдать!

– Что за человек Еганберды? – задал свой вопрос Иван Осипович.

Арестант опять пожал плечами:

– Паспорта его я не смотрел. Убивец! Самый жестокий из всех, кровь льет, что воду.

– Скольких вы прикончили в Ташкенте?

Абнизов задумался, стал про себя считать.

– Ежели с февраля… Человек шесть али семь.

– Врешь! – взвился полицмейстер. – Не могли мы столько покойников пропустить! Не было в городе семи убийств!

– Так мы их на улице не оставляли, – обиделся на «врешь» дезертир. – Асадулла умный! Велел мертвяков в старые склепы прятать, на брошенном кладбище Янги.

– Которое возле Биш-Агачских ворот?

– Ну.

– Показать склепы можешь?

– Два только, куда сам складывал.

– Сам же и убивал? – зло уточнил Скобеев.

– Ей-бо, ваше высокоблагородие! Русской крови на мне нету! Тех двух в Локае – убил, признаю. Отрепье бухарское, воры из воров. Хотели у меня хурду-мурду[45] отобрать! Думали, раз я один тут русский, значитца, можно. Никто за них не вступился… Этих-то я и за грех не считаю! А своих ни-ни! Святой истинный крест!

Дезертир осенил себя знамением, но никого из начальства это не впечатлило.

– Ладно, следствие проверит. Скажи, как вы узнали, что у Христославникова при себе большие деньги? – сменил тему Лыков.

– Это которого давеча? Так телеграфист сказал.

– Что за телеграфист?

– А с почтово-телеграфной конторы, что повозле базару. Он у курбаши на связи, как наводчик. Кои купцы депеши отсылают по торговым делам или денежные переводы получают, он об них доносит. Другие наши их выслеживают, где живут, а потом туда приходит Еганберды…

– Стало быть, вы убивали и русских купцов, и туземных?

– Всяких, ваше высокоблагородие.

– А как русские купцы оказались в туземной телеграфной конторе? – усомнился Алексей. Но Иван Осипович тут же разъяснил:

– Помните, я рассказывал? Вокруг Большого базара поместились представительства русских мануфактур. Вот для их удобства власти и поставили вблизи почту. Там всякие купцы ходят.

– Ладно, поехали дальше, – кивнул Лыков. – Выследили вы человека, зарезали. А как тело прятали? Как вынести, к примеру, труп из гостиницы «Восток»?

– Так не всегда в номерах резали, – пояснил Абнизов. – Старалися на улице подловить. Двоих, знаю, из караван-сарая выносили, в кошме. Кровища течет… Все только в стороны разбежались, и молчок!

– Вот сволочь! – рассердился Скобеев. – И нам не сообщили?

– Зачем им надо? – ухмыльнулся дезертир. – Чтобы потом Еганберды пришел и подрезал длинный язык?

– Как из русской гостиницы выносили? – повторил свой вопрос Алексей.

– Такое было единый раз.

– В каких номерах?

– Дай вспомнить, ваше высокоблагородие… – задумался арестант. – А в То… Топическом переулке они стоят!

– В Топографическом? – догадался капитан. – Номера Гинтылло?

– Вроде да… Хозяин поляк.

– И как же вы его обманули? Или тоже запугали?

– Не его, а коридорного, – уточнил Абнизов. – Явились мы туда к ночи, без стука. А дверь не заперта! Раззява, видать, водку лопал и нам облегчение сделал. Прокрались в комнату к купцу. И ворвались, значитца! Купчина был бородатый, пра, что апостол. Сидел на кровате и деньги считал. Еганберды его в секунду и нанизал. Тело я в окошко выкинул, и мы тем же путем вышли. Мертвяка в таратайку, и с концами. А утром я пришел, как ни в чем ни бывало. Говорю хозяину: жилец твой теперь у моей хозяйки квартирует. Познакомились они вчера в ресторане да и сговорились, он-де и переехал. А меня послал за вещами.

– А что Гинтылло?

– Пан меня спросил: чем я это докажу? Пусть, говорит, купец сам придет, а чужому-незнакомому я вещи не дам. Тут я паспорт купца вынул и ему предъявил.

– И что?

– Отдал.

– Ничего не заподозрил? – не поверил Скобеев.

– А кто его знает, может, и заподозрил, – ответил дезертир. – Но хурду-мурду отдал. И вам, видать, не сообщил; верно, ваше высокоблагородие?

– Давай вернемся к наводчику, – снова заговорил Лыков. – Как его фамилия?

– Не знаю.

– А приметы?

– И примет не знаю. С ним Еганберды знался, меня не допускал.

Титус оторвался от журнала и сказал:

– Там их всего два человека сидят на ключе. Быстро выясним. И потом, у меня есть идея…

– Правильная идея, – одобрил Алексей. – Она мне тоже на ум пришла.

Бывшие лесопромышленники обменялись понимающими взглядами, а Скобеев засуетился.