Турнир (СИ)

Князь Трентский нравился Трису, прежде всего, как человек, не говоря уже о том, что с ним можно было говорить на многие и многие темы, чуждые и непонятные большинству окружающих. Возможно, со временем, они действительно станут друзьями, но дружба - не любовь и не возникает в один день. Она вырастает медленно, - если это, разумеется, настоящая мужская дружба, - и требует усилий с обеих сторон. Зандер, по сложившемуся у Триса впечатлению, к такому подвигу был готов, поскольку испытывал симпатию и к главе клана Мишильер, и к его сестре. Но лишь время покажет, что выйдет из этих обоюдных усилий. А пока Трис был готов поделиться с князем Трентским лишь конспектом, но не самой книгой. Однако и здесь все оказалось не так просто, как полагал Трис, беря эту рукопись в руки.

Начать с того, что это оказался совсем не тот конспект, о котором он помнил памятью своего творца. Это была всего лишь копия известного Трису документа, сделанная отнюдь не рукой самого Августа Мишильера. Некий анонимный переписчик скопировал рукопись тана аккуратным округлым почерком на бумаге отличного качества. Формат in-quarto[1], плотная, пожелтевшая от времени венецианская бумага, черная ничуть не выцветшая с годами тушь. Страницы тщательно пронумерованы и сшиты в тетрадь суровыми нитками.

Перелистывая страницы рукописи, Трис обнаружил, что рукой Августа Мишильера – и совершенно другими чернилами, - в конспект внесены многочисленные схолии[2], замечания, мысли вслух и прочие маргиналии[3], которых очевидным образом не было в оригинале. В некоторых местах текст, вписанный миниатюрными буквами между строк и на широких полях, был столь плотен, что наверняка превосходил по объему то, что было изначально записано на этом листе. Обычно вставки были сделаны красными или зелеными чернилами, но иногда встречались так же фиолетовый и черный цвета. Однако и это не все. В продолжении изучения тетради Трис обнаружил два неродных листа того же размера ин-кварто, не вшитых, а просто вложенных в рукопись между тридцать седьмой и тридцать восьмой страницами, но имевших общую с другими страницами сквозную нумерацию: 37.1, 37.2, 37.3 и 37.4.

Вчитавшись во все эти дополнения и разъяснения, Трис забыл о времени и обо всем вообще. Он не помнил этого текста, вот в чем дело. По какой-то причине Август Мишильер не передал ему это знание вместе со всем остальным, а, возможно, и не предполагал посвящать своего «сына и наследника» во все эти опасные секреты. Скорее всего, этот экземпляр конспекта уцелел по ошибке, по счастливому для Триса стечению обстоятельств и вопреки планам его «великого отца». Ценность же данного документа было трудно переоценить, поскольку здесь Август Мишильер не ограничился одними лишь теоретическими спекуляциями[4]. Напротив, в этих заметках он сосредоточился на практических аспектах вопроса, на технике и методах, и на отсылках к конкретным экспериментам, которые проводились, оказывается, несколькими разными учеными на протяжении последних пяти веков. Откуда старик узнал об этих исследованиях, теперь можно было только гадать. Скорее всего, в свое время, - лет двести тому назад, - он имел доступ к несохранившимся до нынешних дней источникам. Но лиха беда начало! Если сохранился этот экземпляр конспекта, то, чем боги не шутят, возможно, в этом же архиве или в других подобным ему тайных собраниях найдутся и другие документы, которые позволят Трису понять, как Августу Мишильеру удалось заглянуть за Великий Барьер.

Трис проработал с вновь найденными документами до поздних часов утра, но перед уходом все-таки заглянул в три другие коробки и не удивился, обнаружив в одной из них тот самый конспект, который еще с вечера предполагал здесь найти. Его-то он, покидая свой тайный архив, и прихватил с собой. Этим конспектом он без опасений мог поделиться с князем Трентским и собирался сделать это при первой же представившейся возможности. Сейчас же, несмотря на усталость, он хотел переброситься парой-другой фраз со своей сестрой. Было у него к ней несколько не то, чтобы срочных, но достаточно важных дел. Однако, несмотря на то, что дело шло к полудню, Габи в палаццо не оказалось. И слуги смогли сообщить Трису лишь то, что она, как уехала с вечера на прием к де Бофремонам, так пока домой и не возвращалась. Надо полагать, загуляла и загуляла, что называется, по-крупному. Не в первый раз, положим, и наверняка – не в последний, и к этому, увы, следовало привыкать…

***