Тверской гость

- Ничего не пойму... - признался Никитин. - Загадками говоришь.

- Да ведь ты давно не был в Бидаре! - прищурился гератец. - Все ездишь? А новостей много... Кстати, кто это с тобой?

Мустафа подозрительно разглядывал Рангу, и Никитин почему-то насторожился.

- Погонщик мой, - осторожно ответил он. - А что?

- А не знал ты такого - Рангу, камнереза?

Глаза Мустафы сверлили теперь обоих.

- Как не знать, - сказал Никитин, предчувствуя недоброе. - С ним из Бидара шел.

- Куда?

- Да вместе восемь дней ходили, потом разошлись. Он, похоже, в Шри-Парвати собирался. Но зачем он тебе?

- Он враг султана. Плохих ты друзей выбираешь себе, Юсуф.

- Неужто враг? Да чем?

- Э! Рассказывать долго! Он замешан вместе с дедом в заговоре хана Омара. С деда уже спустили шкуру. Один Рангу скрылся. Но и его поймают.

- Не может быть! - выговорил Никитин.

- Я сам помог раскрыть этот заговор! - надменно произнес Мустафа. Кстати, ты знал и купца Бхавло. Этого тоже казнили. Благодари хазиначи Мухаммеда - он заступился за тебя, сказал великому визирю, что ты знаком с этими индусами по неведению. Ты можешь вернуться в Бидар спокойно.

Ошеломленный страшными известиями, Афанасий не знал, что ответить.

Небрежно кивнув ему, гератец тронул коня.

- Счастливого пути! - бросил он.

Афанасий растерянно приложил руку к груди. Отряд удалялся.

- Рангу! - произнес Никитин. - Это правда - с заговором?

Рангу невидящими, залитыми слезами глазами смотрел на дальние холмы. Говорить он не мог. Лишь отрицательно потряс головой.

В одном дне пути от Бидара они расстались. Рангу должен был дождаться Афанасия в деревушке, Никитин же собирался узнать, что сталось с семьей Карны, расспросить у хазиначи Мухаммеда, правду ли сказал Мустафа, и если Карна жив - похлопотать за него.

Взволнованный, со стесненным сердцем, въехал Афанасий в ворота города. Неясная тревога за собственную судьбу не покидала его на знакомых улицах. Тревожила участь друзей.

В городе, казалось, все было по-прежнему. Орали на узких улочках верблюды. Сгибались под тяжелыми ношами тощие носильщики. Приоткрыв чадру, юная мусульманская красавица игриво улыбалась встретившемуся дружку. В тени забора сидели на корточках любители перепелиных боев, подбадривали яростными возгласами дерущихся пичуг. Брел, обливаясь потом, продавец халвы. Тараторили у порога две индуски с синими значками замужних женщин на лбу. А в светло-синем небе молочно-белые, легкие, как облака, и, как облака, равнодушные, парили силуэты дворцов.

Но все было не такое, как прежде.

Афанасий поторопился к своему дому. Старый гончар-сосед узнал его, закивал из двери. Афанасий улыбнулся. Остановив быков, забарабанил в дверь. Послышалось шлепанье босых ног Хасана. Раб, не спрашивая, по стуку узнав кто, поспешил отворить...

Все стояло на местах, пыль была вытерта, полы выметены. Сев на тахту и оглядевшись, Афанасий с удивлением почувствовал, что испытывает такое удовлетворение, словно и впрямь вернулся в родной дом. Но чувство это было мимолетно.

- Хасан! - позвал Афанасий. - Скажи, что здесь случилось? Ты знаешь?

Стоявший у притолоки Хасан тревожно оглянулся, словно кто-то мог подслушать его, потом сделал шаг к Никитину.

- У нас очень плохо, ходжа! - прошептал он. - Очень плохо... Я все расскажу. Не гневайся, если что-нибудь огорчит тебя. Вот что случилось и что я узнал, когда ты уехал...

Хасан рассказал сначала то, что Никитин уже слышал от Мустафы. Добавил только подробности. Но потом, замешкавшись, сообщил:

- Многие удивлялись, как мог оказаться замешанным в заговоре Карна. А потом прошел слух... да не раздражит он тебя! Конечно, камнерез был знаком с Бхавло. Но прошел слух, что хазиначи Мухаммед... аллах свидетель, я был ему верным рабом... Раньше хазиначи жил в Дели. Там жил и сын Карны Раджендра...

- Что ты говоришь!? - выдавил из пересохшего горла Никитин. - Не может быть!

- Ты слышал об этом, ходжа?

- Я не думал, что это хазиначи...

- Говорят, он. А теперь он узнал, что отец знает имя убийцы сына, и свел с ним счеты.

Афанасий поднялся:

- Где ты слышал это, Хасан?

- Говорят рабы, толкуют на базаре...

- Боже мой! - вырвалось у Афанасия. - Ведь это я ему сказал про Карну... Я!

Хасан опешил:

- Ты, ходжа?

- Кто же знал? Кто мог думать? - с горечью воскликнул Никитин. - Ну, добро, хазиначи! Добро!

Хасан притронулся к руке разгневанного Афанасия.

- Будь осторожен, ходжа! - попросил он. - Хазиначи Мухаммед стал очень близок Махмуду Гавану. Это змея. А змеи живучи.

- Вижу, и ты ему нынче не защитник? Ждал его когда-то...

Хасан опустил голову:

- Хазиначи был здесь. Он сердился, что тебя нет и... Ну, он бил меня, плевал мне в лицо, когда я осмелился заговорить. Он сказал, что я раб... А ведь я не раб. Ведь ты отпустил меня?

- Да, - ответил Никитин. - Ты не раб. Можешь сам плюнуть в лицо хазиначи. Ты честней его... Эх, Хасан! Жаль, что не сразу человека узнаешь!

И стиснул тяжелые, набрякшие кулаки.

Брамин Рам Лал, глядя слезящимися глазами на позолоченную фигурку танцующего Шивы и избегая взгляда Афанасия, произнес:

- Уста наши не должны говорить лжи даже в шутку...

- Скажи то, что ты знаешь.