– Мы не поедем в город, – сказал Стефан. – По парку, потом на Воровской мост, выберемся из города и ударим с тыла.
– Так по мосту же не пройти!
Воровской мост – каменный и, несмотря на название, построенный на совесть – почти всякий день становился жертвой очередного опыта бомбистов. До сих пор состава, способного взорвать его, не нашли, но мост изрядно пострадал.
– Ну так увидим, может, он наконец рухнет, – отшутился капитан Войта, пришедший на смену злосчастному Новаку.
Подошел пан Ольховский, направляющийся в палац отдохнуть. Во рту у магика была трубка, и развевающийся по воздуху густой и душистый дым ясно давал понять, что Ольховский курит запрещенную коччу, которой маги, по слухам, восстанавливают силы. Стефан отвел глаза: уж кто, как не вешниц, имел сейчас право отдохнуть. Страшно было, что он надорвется, что, напрягая последние силы, он рискует и вовсе силы лишиться, – а это, говорят, худшее, что может произойти с магом.
Вешниц, однако, не выглядел расслабленным.
– Идете сейчас, панич? Ну… идите. – Ольховский внимательно вглядывался в охотников. И дымил им прямо в лицо, но никто не отваживался даже поднять руку, чтобы отогнать дым. – Хорошее дело.
Под это невнятное напутствие они выехали и миновали Воровской мост – который по-прежнему держался. Дальше – узкие темные переулки, ставшие чужими, и окраина, где до сих пор кипели завязавшиеся днем бои.
Бойцы Яворской не сдавались, но, стиснутые с двух сторон, к утру они будут разбиты, если им не помочь.
Факелы погашены, лошади идут тихо. Стефан со Стацинским в авангарде, вылетевшего навстречу чужого дозорного успокоили штыком в грудь – не успел поднять шум.
Вышли в конце концов на дорогу к старой мельнице – как в ночь, когда освобождали Бойко.
Теперь повернуть – и возвращаться в город.
– Зажигай!
Передают друг другу притороченные к седлам факелы. Щелкает огниво, раз за разом, возбужденно смеются студенты Галата – для них это внове. Черные лица, черные кони, пятна огня.
– Вперед! – командует Стефан.
Стацинский пускает лошадь с места в галоп – красуется. Остальные срываются за ним, ночь свистит в ушах. Мчатся всадники, привстав в стременах.
– Впер-ред!
– За Бялу Гуру! За князя!
– Улю-лю-лю! Свобода! – А это «новобранцы».
– Князь! – Стацинский поравнялся с ним. – Ваша светлость, глядите!
Стефан обернулся. Позади них весь придорожный лес был полон всадниками: полупрозрачными, сотканными то ли из дыма, то ли из скудного лунного света, с такими же темными лицами, в длинных плащах и с факелами, мерцающими синим огнем.
От всадников за версту тянуло коччей, но они становились все материальнее.
На остландцев, занятых траурной ротой, налетели с тыла. Кто-то при виде призрачных всадников побросал оружие и побежал, кто-то вовсе оконфузился. Солдаты уже привыкли к Охоте, но такого еще не видели. Они вспомнили старую веру и чертили рукой в воздухе кто «рогатку», а кто и круг. Помогли ли кому-нибудь древние боги, Стефан не знал: им снова овладела жажда, и он без устали размахивал саблей. В какой-то момент стало необычно тихо, и Стефан сообразил, что замолкли обе картечницы. Или снаряды кончились и у тех, и у других, или кто-то метко выстрелил и уложил артиллериста.
Тут же к Стефану подъехал Стацинский, за ним – «охотники» в эйреанках.
– Разрешите отбить орудие!
– Знаете, где оно?
– Банк на Пивной, второй этаж. В митральера только что попали!
– Разрешаю!
Стацинский умчался. Стефан остался с остальными пробивать дорогу к своим. Ночь выцветала, и штандарты Яворского виднелись все отчетливее.
– За князя!
Кто-то крикнул:
– За Яворского!
И все подхватили:
– За Яворского! Ур-ра-а!
А потом Стефан увидел, как остландцы отступают.
Голубчик, скорее всего, дал приказ отходить и пропустить войско Яворской, чтобы потом вернее накрыть повстанцев в городе. И все равно это было отступление.
Вот только Стефан не успел насладиться зрелищем. Он пропустил и триумфальное возвращение пани воеводовой, и не менее триумфальное явление Стацинского и студенческой братии с картечницей. Успел увидеть только, как растворяются в воздухе всадники, и понял, что вот-вот небо разрежет рассвет. Он отдал командование Войте, и Черныш донес его до палаца, еле успев. Очнулся Стефан уже глубоким днем – от мысли, которая неосознанно беспокоила его и во сне.
Пани воеводова оказалась в столовой, где Вуйнович и Галат наперебой пересказывали ей события последнего месяца. Она тепло поздоровалась со Стефаном, но стоило им оказаться наедине, как он спросил:
– Юлия приехала с вами?
Вдова кивнула.
– Она в шпитале. В том, что вы устроили вместо бальной залы.
– Вверяя ее вашим заботам, я полагал, что вы обе удалитесь от опасности…
Сейчас его наверняка сочли бы невежливым. Яворская сощурилась.
– Увольте. Да разве вы можете вверять ее кому-то? Разве не она теперь мать дома Белта? Скорее уж она может распорядиться вами…
– Я… – Стефан прикусил губу.