Читаем Твоя воля, Господи полностью

портках и своей исподней рубашке — а в глазах такая забубенная удаль, такая сладкая печаль, такая улыбка, такое счастье безмерное во всем его существе, что даже и ругать не хочется. Погулял хозяин, погулял… Трясется на дрожках и тихо так напевает

Не вспоминайте меня, цыгане!

Прощай, мой табор, пою в последний раз! Хорошо, что хоть тихо и что вечером ехали. Мало кто видел. Сраму меньше.

Откуда ей было знать, умной, правильной, работящей, энергичной, прижимистой и рациональной, которой вот уже сорок лет нет на свете, что тогда, почти сто лет тому назад, имела она в мужьях художника и романтика, ранимого и беззащитного человека, чья душа хотела воли, а глаз искал прекрасное. И его счастье, что он не дожил до еще более тяжких времен. Он умер от холеры. Он, который пил только кипяченую воду, мыл руки, вероятно, не реже хирурга, который боялся заразы пуще, чем кары небесной. Она же его и настигла. Он счастлив тем, что не дожил до того страшного часа, когда по неосторожности с охотничьим ружьем Володя застрелил семилетнего Гришеньку. Не видел Захар Иванович всей дикой бессмыслицы гражданской войны, как чеченец из Дикой дивизии застрелил его деверя Никифора прямо в доме, на глазах у семьи, что так любила одинокого бессемейного дядю, а дядя любил племянников как родных детей. Не дожил Захар Иванович до раскулачивания, когда отобрали не только дом и пустующую мастерскую, а все из дома, включая грязное белье, что было приготовлено для стирки. Дочери в это время жили семьями: Нюня за яркокрасным, Дуня скорее за беловатым.

А Поля, Пелагея Егоровна, или вернее Полина Игоревна (своего второго правнука она назвала Игорем в честь своего отца, а его прапрадеда), с котомкой бельишка подалась в Ека- теринодар, тогда уже Краснодар, где ее приютили земляки- рязанцы. А потом она пошла работать на мельницу, что до сих пор стоит на улице Северной. Работала она там грузчицей и так хорошо работала, что года не прошло, а бывшая «кулачка» заработала красную косынку ударницы. Чудны дела твои, Г осподи!

Не дожил Захар Иванович до тех страшных дней, когда Вася, надежда и гордость семьи, ничем не скомпрометировавший себя в гражданскую, со спокойной душой и чистой совестью, женившись по любви на Дуне Никоновой, работал в Ейске комиссаром просвещения. Поверив лукавой власти, он, как бывший офицер, явился на сборный пункт, а там был арестован и в телячьем вагоне отправлен в Сибирь. Не видел Захар Иванович тех душераздирающих сцен, когда эшелон долго стоял на станции в Павловской и Вася под честное слово был отпущен домой. Все понимали, что это было прощанье, но не хотели в это верить. Мать, сестры, Игнат Худолей, который представлял тогда советскую власть в Павловской, уговаривали Васю остаться. Игнат обещал все уладить. Но Вася вернулся в эшелон, т. к. честное слово свое ценил высоко, а за него могли пострадать товарищи, такие же, как и он, бывшие офицеры. 27 ноября 1921 года, в среду, Калинцевым стало известно, что весь эшелон, в том числе и Вася, расстрелян на полустанке под Читой. Без суда и следствия, только за то, что в первую мировую Калин- цев — младший получил кокарду и звездочку на погон. Оказывается, и так можно. Власть не только поощряла такое, она сама делала так.

А потом была вторая мировая и опять с германцем, как и первая. Она подобрала еще двоих сыновей — Павлика и Володю. Похоронки на них не пришли. Они канули, как камни в воду, но там, где надежда на счастливое стечение обстоятельств или хотя бы плен, была наименьшей. Павлик воевал под Сталинградом, Володя — под Ленинградом. Незадолго до войны, всего за несколько месяцев, Володю выпустили из тюрьмы, где он безвинно просидел почти год. Освободили прямо из зала суда, что в те годы было чудом. А потом от него была единственная открытка по пути в действующую армию: «Еду защищать счастливую и радостную…» Не ирония, нет, а боль, скорбь и безысходная тоска.

Пелагея Егоровна в войну в Краснодаре с Манечкой и Зсугй, Дуниной дочкой, бедовала, изворачивалась, чтобы прокормиться, и выжила. Умерла она в возрасте 78 лет от инсульта, практически не болея всю жизнь. Ее хоронили дочери, внуки и правнуки. После ее смерти в сундуке нашли три комплекта мужской одежды и белья. По числу не вернувшихся сыновей. Она их не хоронила. Она их ждала всю жизнь.

Игнат Худолей. Окончание

Перейти на страницу:

Похожие книги