Творцы совпадений

– Да. В этом чемодане все ваши воспоминания. Когда войдете в поезд, его заберут в багажный отсек.

– И?

– И потеряют, конечно. Так происходит со всеми чемоданами. Они не должны прибыть в ту же точку, что и пассажир. Если вдруг они оказываются там же, это что-то вроде неполадки. По крайней мере, у нас так.

Эмили вернулась на свою скамейку. Обратный путь к ней показался почему-то длиннее, чем путь к будке. Она села на скамейку и положила чемодан на колени. Он был легче, чем она ожидала. Эмили отыскала два замка и нажала на них. Послышался двойной щелчок, крышка дрогнула под ее руками. Эмили взглянула на полоску белых деревьев на горизонте и открыла чемодан.

Вот ее первое совпадение.

Вот тот поцелуй, который она никак не могла забыть. Она думала, что это воспоминание ярче, но оно истрепалось по краям из-за постоянного использования в снах. Вот тот раз, когда начался ливень посреди урока по истории совпадений в Новое время и ей не терпелось выйти на улицу и вдохнуть запах дождя.

А вот и сам запах, который был тогда. Лежит себе под вкусом лимонно-ванильного мороженого. Вот все чашки кофе, которые она выпила. По порядку, от самой слабой и бессмысленной до той, в которую по ошибке насыпали две ложки кофе и из-за которой она не могла заснуть до четырех утра.

Вот ее сны. Сложенные, все еще немного влажные, будто бы она еще не проснулась окончательно, и тоже упорядоченные: самые кошмарные внизу, во мраке на дне чемодана, и прекрасные, сумасшедшие, искрящиеся – наверху.

Боже, как все это влезло в такой маленький чемодан?

Мягкость травы под ногами, кисловатый привкус поражения, ее любимые туфли, имя официантки, которая всегда обслуживала их с Ариком и Гаем в кафе, ее колющие и пульсирующие сердечные боли, ее «почти», ее успехи, маленькие открытия, которые она сделала поздно ночью прямо перед тем, как уснуть, а наутро была уверена, что забыла их, десятки правил, которые Генерал заставил их выучить наизусть, серьезные красивые глаза Гая, когда он задумывался, шум неоновых лампочек, парализующий страх, овладевший ею сразу после того, как она подписала бланк увольнения.

И вот письмо. Письмо, которая она написала Гаю за минуту до увольнения. Письмо, которое она хотела оставить после себя, но поняла, что нельзя. Вот оно, здесь, целое, вообще не опаленное, лежит в белом продолговатом конверте.

У Эмили участилось дыхание. Она взяла конверт в руки и со щелчком закрыла чемодан.

Эмили поспешила к справочной. Шариковая ручка зависла в руке женщины, взгляд сосредоточен на кроссворде.

– Что чувствуете сейчас? – спросила она. – Десять букв.

– Облегчение, – сказала Эмили.

– Хм… возможно, – сказала женщина. – Проверим, подходит ли к четырнадцатому по горизонтали. – Она снова подняла глаза на Эмили. – Да, так чем я могу помочь, дорогая моя?

– Творцы совпадений, которые идут дальше, то есть в жизнь, – они все проходят через это место? – спросила Эмили дрожащим голосом.

– Да, да, думаю, что да, – сказала женщина. – Это нечасто случается. Вас не бог весть сколько, и вы не очень-то хотите умирать, но в итоге все попадаете сюда.

– Можете сделать мне одолжение?

– Для чего же еще я здесь? – Легкая улыбка.

– Сможете передать это одному человеку? – Эмили подала ей конверт.

Женщина взяла конверт из ее рук и внимательно изучила его. Почему-то Эмили знала: женщине известно, что в нем лежит.

– Нашли способ обойти законы? – спросила женщина.

– Вроде того, – ответила Эмили. – Мне нужно, чтобы вы передали это человеку, который придет сюда. Он примерно вот такого роста, и…

– Я знаю, о чем ты говоришь, – сказала женщина, – то есть о ком.

– Да?

– Конечно. Ты говоришь о четырнадцатом по горизонтали. «Гай». У меня сошлось с твоим «облегчением», – сказала маленькая улыбающаяся женщина. – Значит, ты уже готова.

22

В фойе было людно. Гай сидел на одном из маленьких диванчиков в сторонке и смотрел на людей в костюмах, которые торопились поскорее преодолеть расстояние от входной двери до лифта и обратно.

Он все еще не мог заставить себя выйти из здания и пойти на место встречи с Пьером. Мельком взглянув на большие часы на стене, он понял, что уже совсем скоро надо выходить. А он был такой уставший.

Видимо, изменение внешности может быть выматывающим, но не только в этом дело. Его внутреннее «я» предостерегало его от совершения поступков, по сути своей противоречащих всему, чему его учили.

Попробовать переубедить Пьера? Но что он может сказать? Какие выдвинуть аргументы? На основании каких данных он предложит ему альтернативную теорию?

Никто из торопливых клерков в фойе не обратил внимания на печального юношу, сидящего на угловом диване. С чего бы им?

Если он подойдет сейчас к автоматическим входным дверям, они «заметят» его, или он настолько незначителен и бесхребетен, что даже сенсоры поймут, что незачем открываться?

Может быть, он просто останется здесь. Посидит на этом диванчике, пока солнце не сядет и Пьер не придет узнать, что, черт возьми, случилось, почему он разрушил весь план. Это, видимо, будет концом его карьеры. Ну и хорошо.