Ты будешь жить (сборник)

Звонко чокнулись стаканами, проглотили обжигающую жидкость.

Стоя под струей воды, Воронцов чувствовал, как под действием воды и спиртного уходят страх и усталость, тело и мысли становятся лёгкими, жизнь начинает казаться прекрасной, будто не было смертей, болезней, крови, холода, страха. Прошлое казалось сном. Не было войны в двухстах километрах от этого прекрасного города, не было оторванных рук и ног. Он никогда не держал на руках простреленную снайпером голову Сашки Веретенникова, не собирал в разорванный живот окровавленные кишки незнакомого чеченского пацана, подорвавшегося на собственном фугасе.

Когда он, растираясь полотенцем, вошёл в комнату, то понял, что Сологуб зря времени не терял и успел пропустить ещё стаканчик. Опять выпили – теперь за встречу. Будто стараясь наверстать время вынужденного молчания, старшина спешил излить душу.

– Ты знаешь, Олег, я ведь уже три месяца пью беспробудно. Веришь, протез заказать некогда. Деньги, что с войны привёз, все пропил, жена ушла, друзья нормальные забыли. Заходят сейчас пьянь и рвань, да еще те, кому выпить негде. А я рад, нальют мне стаканчик, и вроде жить становится легче.

Сологуб замолчал, прикурил сигарету, долго молчал.

– Я вот долго думал, кому и зачем была нужна эта война? Кого мы там защищали, каких русских стариков? Сколько их осталось под развалинами в том же Грозном. Сколько пацанов-несмышлёнышей положили за эти две войны. А сколько осталось инвалидов и уродов, которые, кроме, как о стакане или игле, ни о чём не могут думать. Вот, как я, например. Но я-то уже пожил, да и грешил много. За это Го – сподь меня, видно, и наказывает. Ладно, давай по третьей.

По устоявшейся традиции третий тост пили молча – за павших, за тех, кто не вернулся.

После этого пили ещё, появились какие-то незнакомые мужики, принесли ещё водку. Воронцов слушал их разговоры и думал о том, как он был наивен, радуясь тому, что жив, что в отличие от этих людей у него есть будущее.

К тому времени, когда Воронцов собрался уезжать, все уже основательно набрались, Сологуб допрыгал до порога, на прощание обнялись, и Воронцов ушёл.

На улице горели фонари, звенели цикады, радостно смеялись девушки. Поезд опаздывал на три часа. Чтобы скоротать время и не сидеть в провонявшем зале ожидания, Олег присел за столик привокзального ресторанчика. Тут же подошли три девушки, попросили разрешения присесть. Близость и доступность женского тела возбуждали, выпитое спиртное притупило чувство опасности, Воронцов заказал водки, конфет, шампанского. Очень захотелось оказаться в чистой постели с какой-нибудь из этих девчонок. Захотелось, чтобы рядом было нежное душистое тело, чтобы ничего не нужно было объяснять или говорить. Олег не заметил, как после первой рюмки водки его повело в сторону.

– Ну, кажется, готов офицерик, – протянула одна из девиц.

– Ленка, бери его под руку, пока окончательно не расклеился. Не забудь бутылку, ещё пригодится сегодня.

Положив руки Воронцова себе на плечи и обхватив его за талию, девушки поволокли почти бесчувственное тело за железнодорожные пути. Толстый немолодой милиционер проводил их безучастным взглядом и отвернулся. Его это не касалось. На соседней улице строился его дом и, обращая внимания на всякие мелочи, он вряд ли бы успел построить хотя бы фундамент.

В привокзальном парке две девицы выворачивали карманы Воронцова, переворачивая бесчувственное тело, как мешок картошки. Третья выкидывала из сумки его вещи. Белобрысая Галка нащупала во внутреннем кармане пачку денег, удостоверение личности. Сунула деньги в карман, документы швырнула на землю. Самая молодая из всех, Ленка, достала из сумки свёрнутую тельняшку, из неё выпала коробочка с медалью.

Девицы ушли, забрав только деньги. Отравленное клофелином тело осталось лежать на желтеющей траве.

…Воронцов шел по минному полю к корчившемуся от боли окровавленному мальчишке. Его ноги были налиты пудовой усталостью, но он шёл и шёл, видя перед собой только умирающего ребёнка. Неожиданно мальчишка повернулся к нему лицом, и Олег увидел перед собой смеющееся лицо Сологуба. Старшина медленно подносил ко рту кольцо гранаты. «Не надо, Игорь!» – закричал Воронцов, чувствуя, что мозг его разлетается на тысячи осколков.

Утром Воронцова нашли путевые рабочие. Капитан лежал на животе, будто что-то закрывая своим телом. На жёлтой траве подбитой стаей валялись разбросанные письма. Каплей крови рдела втоптанная в землю красная колодка медали.

Человек на коленях

В тесном проходе камеры человек стоял на коленях. Сквозь сизую вату табачного дыма доносилось размеренное бормотание: «Чака наъбуду ва сяка настайи… Алла акбар… Гайфил магзуби аллайхийм… Амин рабила алламийн – Хвала тебе, всемогущий».