— Сам, сам! — успокоил его Лекс. — Он пойдет на эшафот с тобой. Только ему отрубят голову — просто и без затей.
— Кто ты? — прохрипел бывший первый советник, вцепившись в прутья решетки и вглядываясь в его лицо.
— Я тот, кого ты оставил умирать в лесу, утыканного арбалетными болтами, как булавочную подушку.
— Не может быть! — отпрянул Бер-Госс. — Пальцы…
— Ах, ты об этом? — Лекс с наигранным сожалением осмотрел свои безупречные руки. — Точно! Ты же рубил мне пальцы… для развлечения! Знаешь ли, есть такой человек — волшебник Корт… Для него ничего не стоит вырастить пару новых пальцев.
Лекс лукавил. Волшебник Корт и сам не понял, как у него получилось полностью восстановить руки Лекса. Он говорил, что просто очень испугался и безумно хотел помочь. А Лекс в это время был уже наполовину в царстве смерти.
Бер-Госс, наконец осознав, что обречен, осел на пол.
— Эйя! — с надеждой прошептал он. — Эйя станет королевой и спасет меня…
— О нет! Во-первых, Эйя от всего отопрется. А во-вторых, королевой станет Эрин.
Бер-Госс пробормотал что-то невнятное, но Эрхан уже не слушал его. Приобняв за талию бледную Эмму-Ли, он ушел.
— Милости, — выдохнула Эмма-Ли, вцепившись в его одежду, едва они свернули за угол.
— Что? — не понял Эрхан.
— Милости прошу, — прошептала она.
По щекам ее струились слезы.
— Ты с ума сошла, сестра? — изумился молодой человек. — Бер-Госс уничтожил сотни человек! Он…
— Он человек. Ты человек. Не будь зверем. Я не прошу пощады для него, я прошу милости. Неужели ты в самом деле… в клетке… голым… по улицам?
— Ну… да.
— Эрхан!
— Эмма-Ли!
— Ты разочаровал меня, — посмотрела ему в глаза женщина. — Ты такой же дикарь, как и все.
Женщина, выпрямив спину, направилась к лестнице.
— Эй! Ты думаешь, твой драгоценный Тариэль поступил бы по-иному? — крикнул ей в след Эрхан.
— Тариэль? Не знаю. Я не знаю его. То, что он был короткое время моим любовником, ничего не значит. Хватит связывать меня с Тариэлем. Он тебе куда ближе, чем мне! Мой муж… человек, которого я люблю и уважаю, с которым я прожила пятнадцать лет, поступил бы по-иному.
Она ушла, не оглядываясь, оставив кузена в полной растерянности.
Милости! К убийце, садисту и вору!
Эмма-Ли была не из тех женщин, кто сдается при первом же поражении. Эрхан не понял ее, так может дочь поймет?
Эрин внимательно смотрела на мать.
— Милости? Мама! Как многого ты просишь!
— Знаю.
— Ох, мама! Эрхан потребует наказания самого сурового. Народ… надо бы показать народу, ЧТО бывает с государственными преступниками…
— Знаю.
— Это все твои аргументы?
— Учись быть королевой, дочь. Учись быть женщиной.
— Какая ты злая! — нахмурилась Эрин, стиснув руки.
Эмма-Ли ласково улыбнулась дочери.
— Зато я всегда буду рядом. Даже когда умру, я буду тебя любить.
Некоторое время мать и дочь сидели обнявшись.
— Я знаю, что я сделаю, — оживилась девушка. — Я назначу суд. Ты будешь защитницей, Эрхан обвинителем.
— А ты судьей?
— Нет. Королева должна быть выше этого. Я хочу, чтобы у меня осталось право помилования. Судьей будет Харриан. Это справедливо.
— Я была в монастыре, когда он очнулся, — задумчиво сказала Эмма-Ли. — Я разговаривала с ним. Он достоин. Думаю, на это даже Эрхан не возразит.
— Видишь ли, я тоже была в монастыре. Вместе с тобой, если ты помнишь, — Эрин безмятежно улыбнулась матери.
Глава 17. Харриан Белонский
Эрхан и Эрин приближались к монастырю богини Земли. По преданию, эта богиня была воплощением добра и милосердия. За стенами её храма могли укрыться все обиженные и угнетенные. Здесь не спрашивали, преступник ты или нищий — кормили, давали приют, помогали начать новую жизнь. Всё это было заслугой настоятельницы. Некогда знатная дама, подруга королевы после смерти супруга удалилась в монастырь и служила людям. Самое удивительное, даже криминальный мир почитал ее и отчего-то боялся. Дурные люди не приходили сюда.
Монастырь находился вне столицы, в некотором отдалении от города. Вокруг него простирались плодородные земли. Монахини ухаживали за цветами и плодовыми деревьями. Даже в середине осени дорога к храму была замечательно красива. Деревья полыхали алой и золотой листвой. Цвели поздние и, видимо, поэтому особенно крупные и яркие цветы. Лошади осторожно ступали копытами по дороге, усыпанной золотом листвы. На черной влажной земле яркими пятнами лежали листья кленов. Эрхану казалось, что они идут по звездам. Он обернулся. Эрин, ехавшая сзади, бережно придерживала заснувшую Талану. Эрхан и предвкушал, и страшился этой встречи. Хоть у него и было немало времени, к Харриану он ехал впервые — раньше казалась невыносимым ворошить болезненное прошлое. Тело хорошо помнит боль — куда лучше, чем удовольствие. До сих пор Эрхан просыпался среди ночи от собственных криков, будто наяву ощущая тупое лезвие ножа, кромсавшее его пальцы и слыша гул арбалетных болтов.