Ты даешь мне крылья

Всем девушкам хотелось привлечь внимание столичного гостя. Ну и пусть, что ростом не вышел, рядом с капитаном Арвуром выглядит совсем малышом, пусть не юноша — это и хорошо, нагулялся уже, пусть, что ни кола, ни двора — были бы руки, а дом построится! Зато загадочный, чужой, такой не похожий на смуглых темноглазых юношей и высоких южных мужчин. Мужчины здесь горячие, вспыльчивые, женятся — на всю жизнь, любят — до смерти, ненавидят — тоже до смерти. А этот спокоен, говорит тихо и медленно, одет просто, зато и свысока не смотрит, и ко всем с уважением. Как тут не потерять голову? И оттого-то девушки всеми силами пытались завлечь гостя в свои сети, но быстро поняли, что Эрхан просто не замечает их, и оставили его в покое, не забывая, впрочем, бросать в его сторону жгучие взгляды. На праздник был приглашен и Арвур с несколькими офицерами, некоторые из которых уже обзавелись женами в деревне. Они с удовольствием предавались веселью.

Мелькнула белым платьем Лиэль. Вот кто веселился! Она танцевала с отчаянной радостью, словно в последний раз в жизни. Впрочем, возможно так и было. Вот девушка, вынырнув из толпы, остановилась перед Эрханом. Лиэль тяжело дышала, лицо раскраснелось, грудь вздымалась, на висках выступили капли пота. Эрхану даже показалось, что он слышит бешеный стук её сердца.

— Что не танцуете, господин ректор? — сверкнула зубами она.

Эрхан только пожал плечами.

Она протянула руку, решительно сплела свои пальцы с его и с силой потянула в круг. Эрхан и сам не понял, как это получилось. Он растерянно оглядывался вокруг, слыша приветливые крики, и неожиданно попал в струю толпы. Залихватски эхнув, он схватил за руку Лиэль, под руку другую девушку, и понесся в хороводе. Сколько таких танцев он перетанцевал в юности? Ноги сами выделывали коленца, он прыгал вместе со всеми, вскрикивал вместе со всеми, кланялся, кружился, подхватывал девушек за талии… И вдруг обнаружил, что ладони его держат трепещущее девичье тело, вокруг шеи обвились белые руки, а шею щекочут растрепавшиеся белые косы. Звучала печально-нежная баллада о юноше, ищущем свою умершую невесту. Голос Таланы разливался широкой рекой, и даже старики покачивались в волнах мелодии аригаса.

Неожиданно Эрхан понял, отчего так тоскливо и зловеще звучит вроде бы добрая легенда о бесконечной любви. Талана пела о своей матери и о её могиле под старой яблоней. Однако в отличие от девушки, вновь родившейся из яблока, мать её была навек похороненной. Защемило сердце, всколыхнулась старая боль. Тело предательски напомнило об арбалетных болтах. Нахлынула чернота, Эрхан стал задыхаться в атмосфере этой волшебной южной ночи, и постарался выбраться из толпы, не отпуская, однако, Лиэль, цепляясь за неё, как за что-то живое…

— Что случилось? — заглядывала в лицо Эрхану девушка. — Почему у вас болит здесь… и здесь?

Безошибочно она касалась горячими ладонями мест, куда втыкались когда-то болты. А он думал, что все позабыл! Девушка гладила его бок и грудь, касалась пальцами изуродованного когда-то бедра, и боль уходила, оставляя взамен дрожь. Женщина! Рядом с ним была женщина-ночь, женщина-забвение, женщина-сон. Мягкие податливые губы, да, вот так! Руки, перебирающие его волосы… Теплое упругое тело… Холодные гладкие жесткие крылья…

Крылья?!

Эрхан застонал от ужаса и отпрянул. В его объятьях была Лиэль, глаза её были закрыты, светлое лицо запрокинуто, губы распухли от его отнюдь не нежных поцелуев. Она медленно раскрыла глаза (о, какие длинные у неё ресницы!) и взглянула ему в глаза. Эрхан смотрел на неё в панике, не зная, что делать. Ведь это он, он утащил её в сторонку! Ему в голову не пришло ничего лучшего, чем снова поцеловать её… Громыхнул гром, сверкнула молния, и на деревню обрушились потоки благословенного дождя. С визгами и криками народ бросился убирать закуски со столов, прятаться под деревья и крыши домов. Эрхан и Лиэль мгновенно вымокли насквозь. Эрхан, наконец, понял, что делает что-то не то. Он заставил себя оторваться от Лиэль.

— Прости… — прошептал он. — Прости. Я не должен… Тариэль… Этого больше не повторится.

Лиэль смотрела на него, приоткрыв рот, а потом со всего размаху влепила ему пощечину. Эрхан, схватившись за гудящую скулу, беспомощно смотрел, как она решительно уходит в темноту, выжимая косы, а дождь выстраивает стену между ними. С недоумением Эрхан смахнул влагу с глаз и облизнул палец. Дождь был соленым от пота.

Девушек разместили в маленьком домике, где жила старушка, на эту ночь отправившаяся к своему сыну. Домик хоть и был свеженький, яркий и сверкал новой крышей, все же состоял из одной только комнаты, белой, пахнущей свежим деревом… печка, раковина, небольшая кровать, стол, пара стульев… Словом, грифон ночевал в повозке, а мужчины на сеновале.