Первые минут десять после слов генерала, Асока чувствовала, как стыд ещё большей волной разливается по всему её телу, проступая наружу красными пятнами. Девушка даже как-то слабо пыталась оправдываться.
- Нет… Я… Вы не понимаете, учитель…
Но потом, потом её ощущения быстро сменились раздражением, гневом и яростью. В конце концов, как он мог? Как мог являться сюда спустя год и, как ни в чём небывало, указывать ей что делать, стыдить, обвинять, называть наркоманкой? Нет, Асока не была наркоманкой, она лишь иногда пробовала наркотики, наслаждалась ими, чтобы забыть, забыть прошлое. И Энакин не смел, не смел ей подобного говорить, только не он.
- Я не наркоманка! – внезапно для него и для самой себя резко огрызнулась она, - Слышите, я не наркоманка! Почему вы меня в этом обвиняете? Я всего лишь пару раз попробовала наркотики… Пару раз!
Асока задыхалась от волнения и бешенным взглядом бегала по лицу Энакина, будто надеясь, что тот действительно поверит ей. Но доказательств и аргументов для собственной невиновности у Тано не было, отчего та, не зная, как ещё убедить мастера в своей правоте, сорвалась на крик.
- И вообще, какое вам дело?! Что хочу то и делаю! Я уже взрослая и свободная, хочу наркотики принимаю, хочу… - фраза девушки оборвалась, так как находясь под властью подобной бури эмоций, которую она испытывала сейчас тогрута даже не смогла придумать второго примера, что ещё её «взрослость и свобода» позволяли ей делать.
- Не важно! – не дав Энакину вставить ни слова, всё так же громко и обозлённо прокричала она, - Это всё равно вас не касается! И вообще! Зачем вы припёрлись сюда?! Убирайтесь из моего дома! Валите в свой драгоценный орден джедаев или к своей задрыпанной жене! И ей указывайте, что делать, вам ясно!? – Асока и сама не заметила, как коснулась наиболее болезненной для неё темы, как невольно излила всю свою злобу, всю свою обиду на Энакина посредствам жёстких и обидных слов.
- Вон, я сказала вон! – тогрута резко указала пальцем в сторону входной двери всем своим поведением давая понять, что она не хотела, никогда больше не хотела ни видеть Энакина, ни слышать его глупых поучений и наставлений.
Подобная реакция со стороны Асоки была предсказуемой, но Энакин никак не мог ожидать того, что Тано затронет и Падме. Скайуокер не понимал, каким боком его жена касалась наркомании Асоки, но ещё больше не понимал, каким образом тогрута смогла узнать его маленький секрет, о котором не знал никто. От удивления глаза Энакина расширились, и он как-то не нашёлся, что и ответить ей сразу, просто молча продолжая слушать, как тогрута орала и орала не него, обвиняя во всех смертных грехах и выставляя из собственного дома.
Тем временем Асока, заметившая, что её взбешённые вопли абсолютно никак не влияют на Скайуокера и уж точно не способствуют его уходу, решила перейти к более смелым действиям. Быстро подхватив со старого рваного дивана подушку, девушка со всей силы запустила ей в генерала.
- Ты слышишь меня, убирайся! – всё так же разгневанно повторила она, в надежде на этот раз быть понятой.
Когда в него полетела подушка, Энакин внезапно опомнился, легко остановив её силой, Скайуокер снова стал серьёзным. Ну, уж нет, не важно, что там кричала или делала Асока, но теперь оставлять её он не собирался. Энакин и так чувствовал неимоверную вину, что целый год даже не интересовался жизнью своего бывшего падавана, своего верного товарища и друга, и это привело к тому, к чему привело. А бросить Асоку сейчас, не протянув ей руку помощи, не помочь ей выбраться из этой пропасти было просто немыслимо, было недостойно настоящего учителя, мужчины и джедая. Однако в чём-то Асока была права. В данный момент Энакину следовало на время уйти. Следовало направиться в орден и рассказать о произошедшем. Попросить разрешения на свободное от миссий время, чтобы спасти бывшую ученицу, попросить разрешения вернуть её в орден, чтобы она и думать не смела больше о наркотиках.
- Я уйду, - внезапно резко и строго оборвал поток криков и ругани Тано, Энакин, - Но я ещё вернусь. Я ни за что не брошу тебя в таком состоянии! - всё тем же серьёзным тоном твёрдо и решительно добавил он, взяв со стола электронный ключ от двери, и уверенным шагом направился к выходу.
- Ну, и убирайся, вали, пошёл вон! – продолжала повторять и повторять Асока ему в след, чувствуя, как по лицу скатываются слёзы, слёзы горечи, боли и разочарования.
Энакин не говорил больше ни слова до того момента, как оказался у выхода из квартиры. Уже стоя на пороге, он обернулся и, печально взглянув в глаза своей бывшей ученице, будто желая что-то увидеть в её бездонных голубых радужках, добавил:
- А ты сиди здесь.