Ты никогда не исчезнешь

Амандина и глазом не моргнула.

— Ну и что?

— Я прожила там десять лет. Том говорит на баскском?

— Доктор, по-моему, вас это не касается.

Я не сдавалась. Мне больше нечего было терять.

— Так вы баски?

— Прошлым летом мы на неделю съездили в Сен-Жан-де-Люз.

— И ваш сын за неделю выучил язык?

Амандина смерила меня взглядом. На этот раз война была объявлена.

— А что, если он особо одарен к языкам? Что вам нужно?

Что мне оставалось — я выпалила:

— Защитить его, ничего другого. Через два дня, 28 февраля, у него день рождения.

— Спасибо, я в курсе. Поверьте, он получит подарки, и пирог у него будет, можете так и написать в своем отчете для социальных служб.

Ну, была не была, я бросилась с головой в омут.

— У меня был сын, его звали Эстебан, он очень похож на Тома. Сейчас ему исполнилось бы двадцать.

Амандина наставила на меня перепачканный в саже палец:

— Почему вы говорите «его звали»?

Что ж, если я себя топлю, ничего уже не поделаешь.

— Он пропал. В день, когда ему исполнилось десять лет. Я не хотела бы, чтобы это повторилось с Томом.

Лицо Амандины исказила ярость.

— Чтобы это повторилось с Томом? Доктор, я мог­ла бы расценить это как угрозу. Уходите! Уйдите из моего дома, уйдите из моей жизни и из жизни моего сына! — Она кивнула на дверь: — Прощайте, доктор, не до свидания.

Рука, которую она протянула мне, была совершенно черной. 18

17:30

Нектер опаздывал, на него это не было похоже.

Савина тревожно посматривала на часы. Она уселась на террасе «Потерны» в стороне от других, поближе к земляничным деревьям в кадках, отгораживавших ее столик. Бесс к вечеру стал оживленным, прямо как на долгих майских выходных. Ремесленники, пристроившись под фонарями, торговали домашней колбасой и медом, распродавали по дешевке шапки и шарфы — а вот цены на туристические палки и плетеные соломенные шляпы взлетели. В центре средневекового городка царило радостное настроение конца зимы, почти что конца войны, как будто люди, исполнившись непоколебимой решимости, отвоевывали у природы градус за градусом и теперь горды тем, что ценой их усилий повсюду и во все времена года торжествовало лето.

Савина не праздновала перемирие. Она подняла глаза на колокольню церкви Сент-Андре — может, на ее часах стрелки слишком торопятся?

17:37

Куда запропастился Нектер? Он никогда не опаздывает. Неизменно осмотрительный. Всегда приходит да­же заранее — деликатность медлительных. Что он мог обнаружить? Не слишком ли он увлекся? Не попытался ли поддеть на крючок слишком большую рыбу? Не...

— Ты ничего не заказала?

Нектер!

Савина выдохнула с облегчением. Из-за кадки с земляничным деревом появился секретарь мэрии. На нем были большие солнечные очки, шляпа-боб, слишком короткие штаны, клетчатая рубашка и такие же носки. Нечто среднее между Фризон-Рошем и инспектором Гаджетом [8].

Как ни странно, ей очень нравился его нелепый наряд.

— Тебя ждала.

— Тогда два пива. Потому что мне очень много надо тебе рассказать! * * *

Возбуждение быстро спало. Нектер бесконечно долго сдувал пену со светлого пива, Савина тем временем ополовинила свой бокал.

— Короче, ты нашел что-нибудь про эту бельгийскую ассоциацию «Колыбель Аиста»?

Легкое дуновение, несколько облачков пены.

— Нет. Ничего. Не успел. Хотя трудился без устали.

— Не успел? — Савина чуть пивом не поперхнулась. — Тогда ускоряйся! Отчитывайся, Боколом, я не могу ждать до ночи!

Нектер пригубил пиво — осторожно, как трогают ногой слишком холодную воду, — и наконец решился заговорить:

— Сейчас увидишь, как Боколом берется за дело! Судя по странице на фейсбуке, Мадди в течение десяти лет жила в Сен-Жан-де-Люз, потом в Этрета, тоже десять лет. Я решил провести разведку в Сен-Жан-де-Люз. Позвонил прямо в полицейский участок. Сейчас коротко перескажу. Раздается звонок, там снимают трубку, и я говорю: «Алло, это лейтенант Леспинас из Бесса. У нас тут произошло убийство, и мне надо получить от вас точные сведения».

Нектер умолк и взглядом попросил у Савины поддержки.

— Вот это да, ты гений, Боколом! Давай дальше.

— Честно говоря, я не представлял, о чем спрашивать, но стоило мне произнести имя Мадди Либери, и языки у них развязались. Меня соединили с неким лейтенантом Ибаном Лазарбалем, который хорошо, да­же очень хорошо был с ней знаком. Держись крепче! Эстебан, сын Мадди Либери, пропал июньским утром, десять лет назад, на пляже в Сен-Жан-де-Люз.

— Эстебан? Двойник Тома Фонтена? Пропал? И его так и не нашли?

— Нашли, Савина... нашли! Через месяц. 19

Ксеноглоссия.

Способность говорить на иностранном языке, которого человек не изучал.

Я остановилась за фруадефонским мостом, отъехав достаточно далеко от фермы, но не настолько, чтобы оказаться вблизи от дома. Мне надо было с этим разобраться до возвращения.