Ты никогда не исчезнешь

Голос у меня в голове твердил не умолкая: «Эстебан в опасности, я должна его спасти».

Я уже знала, что в эту ночь не усну.

Есть ли человек, который мог бы побыть со мной, помочь мне продержаться?

Разбудить Габриэля?

Позвонить Ваяну?

Или просто укрыться в собственных воспоминаниях? Разворачивать их по одному, как открывают хранящиеся на чердаке коробки, как достают старые безделушки, как развешивают прежние картины, чтобы к его возвращению все было готово.

Завтра.

Четвертая стадия:

Зрелая душа

Достигшие зрелости души приближаются к своему последнему путешествию. Они берегут время, стараются не тратить его. Они уже ничего не ищут, они успокоились. Юным — голодным и жаждущим — душам может показаться, что у них нет желаний. Таким душам, как ваша, Мадди. Но они попросту насытились. Им больше не надо ничего доказывать, они ничего не найдут в этом мире, они сторожат его покой.

VIII Предназначение Лодка на озере 48

Сначала Том услышал шорох. Это мыши. Но как ни вслушивался, так и не смог определить, откуда доносятся звуки.

Где они прячутся? За стенами? У него под кроватью? Он приподнял простыню. Делать ему все равно было нечего — только прислушиваться к шумам, угадывать, где в темноте движутся тени, улавливать легчайшие шорохи. Он знал, что не заснет. Без Монстро не получится закрыть глаза и довериться ночи; без его сплюшки-кита невозможно отогнать кошмары, черных чудищ и мышиную возню.

Наконец Том понял, где они.

Мыши спрятались за окном и скреблись в ставни, просили впустить. Судя по звуку, их там были тысячи. Может, они замерзли и хотели погреться? Или просто поговорить с ним?

Том осторожно встал, стараясь, чтобы не скрипнули половицы, хотя знал, что маму он не разбудит. Она сказала, что примет снотворное и проснется поздно, придется ему самому готовить себе завтрак и со всем прочим тоже как-нибудь справиться самому.

Он открыл окно и тут же продрог в своей пижаме. Ветер пробирался под ставни, намел под окном слой снега, можно было нарисовать на нем сердечко или что-нибудь написать. И даже слепить снежок.

Тук-тук-тук.

Мыши начали злиться. Вообще-то Том уже понял, что это не мыши. Им так высоко не забраться, разве что это летучие мыши. Он вслушался в ночь.

— То-о-ом...

Крик, принесенный ветром, был закутан в хлопья и оттого превратился в шепот.

Его имя!

— То-о-ом...

Выбора не оставалось, и страха тоже не осталось. Он настежь распахнул ставни. Занавески разом взлетели, снежные хлопья мотыльками впорхнули в комнату и тут же растаяли. Несколько снежинок осталось на пижаме Тома. Последняя горсть мелких камешков ударилась в открытый ставень.

— То-о-ом, — прошептал голос. — Ты не спишь?

Том огляделся. Голос и камешки летели справа, со стороны навеса, — хоть он и в прорехах, все же под ним мог укрыться ночной гость. Том всматривался в темноту, понемногу привыкая к пугающей белизне двора. Все, что было хорошо знакомо, — старый трактор, куча навоза, дырявая бочка, разбитый цветочный горшок — превратилось в привидение, накрытое только что выстиранной и выглаженной простыней. Он заметил следы на снегу, проследил взглядом, куда они ведут, и увидел маленькую фигурку, прислонившуюся к одному из столбов.

И сразу узнал.

Эстебан!

Забыв про холод и снег, не чувствуя, как пижама облепила дрожащие плечи, он весело помахал другу.

Ветер снова донес приглушенный шепот:

— С днем рождения, Том! Выходи скорее, я приготовил тебе сюрприз. * * *

Том надел пуловер, выдернул первые попавшиеся джинсы из ивовой корзины с вещами для глажки, до которой у мамы руки никогда не дойдут, и в одних носках на цыпочках спустился по лестнице. У входной двери обулся.

Он пробирался тише мыши. Мама спала. Полицейская тетка, которую к ним приставили, давно ушла домой. Он сдернул с вешалки тыквенного цвета пуховик с капюшоном. Куртка была ему чуть великовата. Карманы оттопырились, потому что он заталкивал туда шапку и перчатки, но сейчас карманы проверять не стал и с непокрытой головой, с голыми руками вышел навстречу ватной ночи.

Он и трех метров не прошел по двору, а кроссовки уже промокли. Обычно дыра в подметке ему не мешала, он обходил лужи и острые камешки, но над слоем в пять сантиметров снега парить не мог.

Эстебан стоял, прислонившись к столбу, и ждал его. Одет он был лучше, чем Том, — сапоги-луноходы, шерстяные перчатки, лыжный комбинезон.

Он с изумлением уставился на присыпанные снегом волосы Тома:

— С ума сошел? Надень шапку, простудишься.

Том послушно вытащил шапку из кармана, натянул поглубже на уши.

— Ну? И где сюрприз?

— Идем. — И Эстебан направился к воротам. — Готов немного пройтись?