Ты никогда не исчезнешь

— Не проблема, — гордо ответил Том, хотя чувствовал, что пальцы в кроссовке уже задубели, как будто он влез ногой в форму для льда.

Они вышли на дорогу. Дома задерживали ветер, и в деревушке не так сильно мело. Возле источника Эстебан сказал:

— Прости, не смог принести подарок, слишком большой, поэтому ждет тебя у меня дома. Тебе точно понравится, ты же любишь музыку.

Том дрожал, переступая с ноги на ногу.

— Инструмент — огонь! — продолжал Эстебан. — Но сначала у меня к тебе будет просьба.

— Давай, только пошли уже, хватит меня морозить.

— Ладно. Пойдем по шоссе, там снега меньше, чем на обочинах.

Они двинулись по середине шоссе, снег там и правда был не такой глубокий, но стоило прибавить шагу — и дорога превращалась в каток.

— А тебе не холодно? — Том поежился.

— Не забывай, что я призрак!

— Для призрака ты очень уж хорошо снарядился. Так о чем ты хотел меня попросить?

— Том, это важно. Знаешь, ко мне возвращаются воспоминания, как тогда с пчелами. Странные воспоминания. И я надеюсь... что у тебя таких нет.

Тощие деревья вдоль дороги сгибались в три погибели под тяжестью снега.

— Кошмары, что ли?

— Хуже, — ответил Эстебан. — Ты вот обожаешь плавать, в бассейне или летом в озере, а тебе не приходило в голову, что на дне что-то есть? Другой мир. Невидимый. Под водой. Если до него доберешься, вынырнешь кем-то другим.

Том остановился. Он вдруг перестал чувствовать холод. Ему захотелось ударить мальчика, который шел рядом с ним, врезать ему кулаком, чтобы убедиться, что кулак пройдет насквозь, как если бы Эстебан был соткан из дыма, воды или снега.

От этого он удержался, но промолчать не мог.

— Ты... ты и это помнишь? Я никому об этом не рассказывал! Это МОЙ секрет. Откуда тебе это знать, ес­ли ты не призрак? Если ты не вышел из моей головы? Надо же, а я, глядя на твой комбинезон и сапоги астронавта, почти поверил, что ты настоящий.

Под ними, тремя петлями дороги ниже, коротко блес­нул свет. Мальчики этого не заметили.

— Сам видишь, какая погода. Ты что, ждал меня завернутым в простыню и прикованным к скале? — пошутил Эстебан.

Том улыбнулся. Может, он и правда сам с собой разговаривает, шагая по ночной дороге? Вот закроет сейчас глаза — и Эстебан исчезнет. Может, лучше вернуться в свою комнату, чем брести в такой холод непонятно куда? Может, это сон, и если он себя ущипнет, то проснется в теплой постели?

Но Эстебан выглядел таким живым. И он был его единственным другом. Том не хотел, чтобы он исчез. Эстебан двинулся дальше, и Том тоже, припадая на левую ногу, чтобы правая как можно меньше встречалась с холодной землей.

Машина подкатила к мосту, когда они выходили из деревушки. Она ехала медленно, бесшумно, только подфарники светились, как желтые глаза дикого зверя, застигнутого снегом и подстерегающего неосторожную добычу.

Мост совсем обледенел, и они скользили, цепляясь за перила каждый со своей стороны.

— Ладно, я тебе верю. — Том старался говорить громко, чтобы придать себе храбрости. — Ты странный призрак, но, в общем, неплохой. Не думаю, что многие из вас помнят про дни рождения и дарят подарки!

Эстебан, цепляясь за обледеневшие перила, повернулся к нему:

— Том, ну серьезно, может, хватит уже играть?

— Во что играть?

— Я не призрак. И ты прекрасно это знаешь. И мое имя — не Эстебан.

Том чуть не упал. Покрепче ухватился за перила. Кто его разберет, замерзла река или нет?

— И как же тебя зовут?

Но когда Эстебан уже открыл рот, чтобы ответить, показались желтые глаза хищника.

Пятно света пробежало по мосту, высматривая жерт­ву, а потом фары ярко вспыхнули и ослепили обоих.

«Осторожно, Эстебан!» — хотел крикнуть Том.

Крик застрял у него в горле. На той стороне моста никого не было. Никакого мальчика. Он был один в но­чи, и хищник рванулся к нему. 49

Снегопад прекратился к утру, перед самым восходом солнца. Как будто к нашему пробуждению готовили безупречную декорацию. Нежные оттенки розового на плавных склонах вулканов, пляшущие тени елей на белом ковре с редкими оттисками галочьих лап. Изысканную гармонию нарушали лишь снегоуборочные машины, стальными отвалами скребущие асфальт. По шоссе можно было проехать только медленно, по самой середине и если никто не ехал навстречу.

Никогда у меня не уходило столько времени на три километра дороги между «Шодфурской мельницей» и Фруадефоном. Больше получаса. Когда я проезжала мимо бывшей лыжной станции, мне показалось, что сиденья подвесной дороги вот-вот внезапно стронутся с места, у въезда на парковку соберется очередь машин с багажниками на крышах, а оживший лыжный склон усеют, как пестрые конфетти, яркие комбинезоны.

Но нет, ни одного лыжника я не встретила, кругом только тишина и вороны. Тихое утро — и голос журналистки-паникерши из радиоприемника. Она предупреждала, что ближе к полудню разыграется новая метель, куда сильнее короткой ночной.

Оставайтесь дома!